— Ладно, оставь ты это. Подожди несколько минут. Сядь!
— Вовсе нет никакой необходимости быть вежливым со мной! Это тебе не доставит удовольствия.
— Это не из вежливости, — ответил он, — не очень-то я привык к ней, чем-чем, а этим похвастаться не могу. Садись!
Франчиска взглянула на Килиана. Его лицо выражало решительность и сосредоточенность, и она перестала сопротивляться.
— Я посижу несколько минут, потом пойду, — сказала она, усаживаясь. — Между нами нет ничего общего.
— Действительно, — согласился он, — я рабочий, коммунист, а ты, наверное, выросла в мелкобуржуазной семье, а то и повыше. Возможно, ты работаешь здесь, на заводе, в качестве обслуживающего персонала, служишь в конторе, медицинской сестрой, а может… фельдшерицей?
Как бы застигнутая врасплох, она смотрела на него, а он улыбался ей на свой манер, одними губами.
— Ты не должна удивляться. Я угадал наполовину. Мне нравится твоя настойчивость, твое стремление узнать то, что тебя интересует. Но, по правде говоря, здесь было не любопытство. Тебя задело, что я не ответил на твой вопрос.
Франчиска сидела прямая, холодная и без всякого выражения глядела на него. Килиан слегка наклонился к ней:
— Меня не обманешь выражением лица. Ты моргаешь большими глазами, а про себя думаешь: «Вот ведь что странно: чурбан чурбаном, а рассуждает!»
Она продолжала смотреть так же холодно и неподвижно, а потом вдруг громко рассмеялась. «Как белка заверещала», — подумал он.
— Ты вовсе не чурбан! Вовсе не чурбан!
— Правильно, — согласился он, — я не чурбан.
Она оборвала смех.
— Послушай, ты действительно не просто так. Знаешь, ты очень хорошо умеешь располагать к себе людей, когда этого хочешь.
— Да, знаю, — подтвердил он, — когда хочу.
— Ты не просто так, — повторила она, — ты сильный человек.
— Да, — сказал он, — я человек, который борется.
— Скажи, пожалуйста, — вдруг быстро заговорила она, — почему ты изменил свое обличье, почему ты не скрываешься под личиной мелкого собственника из деревни, румяного и спесивого, как ты это делал сначала?
— Я не привык скрываться. Это ты меня видела таким.
— Нет! — воскликнула она и даже не удержалась, чтобы не притопнуть ногой под столом. — Ты меня не обманешь! Теперь ты ведешь себя со мной как с равной.
— Да, — признался он без обиняков. — Я верю, что ты честный человек. А это не такое простое дело для людей, подобных тебе.
— Только поэтому ты еще сидишь здесь за столом?
Несколько мгновений Килиан смотрел ей в лицо.
— Не знаю, почему я еще здесь сижу. Ведь ты тоже осталась, не так ли?
Некоторое время они молчали. Потом она встала:
— Теперь ты должен вернуться к своим друзьям, они тебя ждут, а я к буфету.
— Хорошо, — согласился он, и Франчиска пошла с таким холодным видом и такой решительной походкой, что он заподозрил, будто она ждет, что он удержит ее.
Франчиска вернулась к столу со сладостями и прохладительными напитками, к немолодой женщине с крашеными волосами. Но не прошло и десяти минут, как подошел заведующий и объявил, что она может быть свободна, так как двоим здесь делать нечего. Было около двенадцати, и уже через полчаса Франчиска выходила из столовой. На аллее, которая вела во внутренний двор завода, против бараков, где находилась школа техминимума, она столкнулась с Килианом, поджидавшим ее.
— Ты меня еще не забыл? — иронически спросила она.
— Нет, — ответил он и с обычным своим суровым видом зашагал рядом с нею.
— Наверное, тебе стало скучно там, за столом, и ты решил отправиться домой.
— Нет, там скучно не было. Наоборот, очень интересно. Двое из той компании мои старые, хорошие друзья.
— Значит, я тебя интересую? — все так же иронически продолжала она. — Тебя интересуют девушки из буржуазных семей?
Килиан не ответил. Так, молча, они дошли до трамвайной остановки и успели прыгнуть в отходивший вагон. Народу в трамвае было мало. Килиан продолжал молчать.
— Ты чего такой надутый, как будто дремлешь? — спросила она с притворным равнодушием. Он не ответил. Тогда она рассмеялась: — Тебе хочется спать? А ведь я не знаю даже, как тебя зовут. Меня зовут Франчиска Мэнеску.
— Килиан, — ответил он.
— Килиан? Очень приятно. Ты чем-нибудь расстроен? Нет? Да?
Он не отвечал. Килиан сосредоточенно смотрел в окно вагона, и мысли его были настолько далеко отсюда, что он просто, наверное, забыл о девушке.
— Сегодня вечером, — начала она, не замечая его отсутствующего вида, — меня приглашали в один дом: что-то вроде вечеринки. Должна тебе сказать, что хотя мне недавно исполнилось двадцать два года, меня еще соблазняют легкомысленные приключения. Я уже около двух лет живу в Бухаресте и с самого начала решила наотрез отказаться от всего блестящего и соблазнительного, но не являющегося главным в жизни. У меня есть одна-единственная подруга, библиотекарша. Она гораздо старше меня, я думаю, ей года тридцать два, совсем некрасивая, но очень умная. С ней и с ее другом, человеком очень странным, который часто болеет, я иногда встречаюсь вечерами или по воскресеньям. Она родилась в семье железнодорожника, но имеет два диплома. Мне кажется, что она очень несчастная женщина, она такая слабая, но и в гимназии и в институте она должна была сама содержать себя, давая уроки, работая, ведь дома у нее оставалось двенадцать братьев. Однажды в минуту откровенности она мне сказала: «Я, Франчиска, всю свою жизнь страдала от голода, я и теперь испытываю какой-то органический голод». Понимаешь? Ты, наверно, понимаешь это лучше, чем я. И, странно, хотя эта женщина родилась в рабочей семье, она буржуазна до глубины души!