Подобная «мистическая» практика в последующие века приняла откровенно бесстыдный оборот, что показывают многочисленные примеры из жизни католических святых. Возьмём хотя бы ещё один. Это — «святая», жившая уже в XVI столетии — Тереза Авильская. «Когда богатейший Супруг, — пишет она в своих откровениях, — желает обогатить её и ласкает её ещё больше, Он так вовлекает её в Себя Самого, что подобно человеку, который лишается чувств от чрезмерного удовольствия и радости, она ощущает себя как бы несомой на этих Божественных руках, прилепившейся к этому священному боку и к этим Божественным сосцам»163.
«Это, конечно, не молитва и не общение с Богом, — пишет один из крупнейших русских мыслителей XX века А. Ф. Лосев, — это — очень сильные галлюцинации на почве истерии, то есть прелесть. И всех этих истериков, которым является Богородица и кормит их своими сосцами; всех этих истеричек, у которых при явлении Христа сладостный огонь проходит по всему телу и, между прочим, сокращается маточная мускулатура; весь этот бедлам эротомании, бесовской гордости и сатанизма — можно, конечно, только анафематствовать... В молитве опытно ощущается вся неправда католицизма. По учению православных подвижников, молитва, идущая с языка в сердце, никак не должна спускаться ниже сердца... Православная молитва пребывает в верхней части сердца, не ниже. Молитвенным и аскетическим опытом дознано на Востоке, что привитие молитвы в каком-нибудь другом месте организма всегда есть результат прелестного состояния. Католическая эротомания связана, по-видимому, с насильственным возбуждением и разгорячением нижней части сердца»164.
Далее Лосев в подтверждение своих слов приводит одно из многочисленных свидетельств святых отцов, освещающих данный вопрос. «Старающийся привести в движение и разгорячить нижнюю часть сердца, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов, — приводит в движение силу вожделения, которая, по близости к ней половых органов и по свойству своему, приводит в движение эти части. Невежественному употреблению вещественного пособия последует сильнейшее разжжение плотского вожделения. Какое странное явление! По-видимому, подвижник занимается молитвою, а занятие порождает похотение, которое должно бы умерщвляться занятием».
Тот же святитель, понимая страшный вред, который может принести душе изучение, а тем более — применение духовной практики католицизма, советует своим чадам заняться «чтением Нового Завета и святых отцов Православной Церкви (отнюдь не Терезы, не Францисков и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая церковь выдаёт за святых)»165.
И опять-таки, причина подобного рода мистики только одна — всё та же гордость, о чём и говорил преподобный Исаак Сирин: «Когда тело твоё будет укрощено воздержанием, бдением и внимательностью безмолвия, но почувствуешь, что тело твоё, без естественного движения, находится в остроте блудной страсти, тогда знай, что искушён ты помыслом гордыни»166.