Триста лет спустя хирурги точно так же будут удивлены стойкостью другого католического святого — Игнатия Лойолы, воспитанного, среди прочего, как раз на житии Франциска Ассизского. Случай похож, но за одним исключением. Создатель ордена иезуитов, как и Франциск, не издал ни звука во время нечеловечески жестокой операции (пиление кости ноги). Но то был лишь подвиг стойкости и мужества. О перенесенной страшной боли свидетельствовали потом его ладони, Лойола в кровь изранил их собственными ногтями, изо всех сил сжимая кулаки, чтобы не кричать.
Франциску же не пришлось ничего претерпевать. Он действительно «договорился» с огнем. Каким образом? Отключил у себя чувство боли самовнушением? Или вправду повлиял на пламя? Нашел общий язык с элементалем[23] огня, укротил грозную стихию?
Здесь открывается огромный простор и для фантазии, и для научного исследования. Можно вспомнить великих йогов, ходящих по углям. Рассказать об артистах, которые в момент выступления переставали чувствовать боль в сломанных конечностях. Есть и довольно новая наука — нейротеология, изучающая участки мозга, ответственные за религиозный экстаз.
Но нас сейчас интересует совсем другое. А именно: почему современники Франциска, гораздо более фанатичные и менее либеральные, чем мы, зная о «нехристианских» особенностях нашего героя, не сожгли его на костре, а причислили к лику святых?
Да именно потому, что они разбирались в предмете лучше нас.
Не досужие кумушки, а официальная Церковь бесстрашно распространяла информацию о дружеских отношениях святого с земными стихиями. Никому из распространявших не пришла в голову мысль увидеть в этом сюжете магию или огнепоклонство. И вовсе не из-за самоуверенности святых отцов. Как мы помним, церковная власть тогда буквально висела на волоске. Альбигойский крестовый поход — это не демонстрация силы, а крик отчаяния.
Но, несмотря на недоверие Риму и священникам, люди того времени все равно вырастали в лоне христианской традиции и сильно отличались от нас своим мышлением. Им не нужно было объяснять тонкой разницы между эзотерическим подчинением себе стихии и обращением к огню «на равных», потому что он действительно равен человеку в глазах Отца Небесного, сотворившего их обоих.
«Ко всему творению он обращался с именем брата и каким-то дивным, никому другому не доступным образом метко задевал внутреннюю сердечную тайну любого творения» — эти строки Фомы Челанского, с удивительным для Средневековья психологизмом раскрывают саму суть харизмы Франциска, сильно искаженную симпатиями романтиков XIX века. Те видели в нем прежде всего возвышенного поэта с ранимой душой, страдающего от практицизма «бюргеров». Но Франциск, наоборот, сам был активным практиком. Услышав голос «пойди и почини дом Мой», он не рассуждал, а бросился собирать камни и месить раствор. И уж точно он не противопоставлял себя «толпе». Ему бы и в голову не пришло воспринимать людей толпами — как это возможно, если даже в каждой былинке видишь брата или сестру?
Гилберт Кит Честертон в своей работе «Святой Франциск Ассизский» рассматривает ложный романтический образ святого. Франциск романтиков вдохновенно молится у разрушенной церкви, неподалеку от леса. Поэтические руины, красота леса и одинокий юноша, почти менестрель, преклонил колени в ожидании небесного вдохновения. Франциск ведь действительно отличался музыкальностью и сочинял не только тексты, но и мелодии.
Вот только неплохо бы вспомнить, что привело нашего героя к руинам. Уж точно не восхищение стариной. Франциск страдает, видя дом Божий в запустении. Для него руины церкви — не поэтическая картинка, а недопустимая ситуация, которую нужно исправить, и чем скорее, тем лучше. А красоты леса он не видит за деревьями. Как можно говорить о каком-то абстрактном лесе, когда вот здесь растет брат Бук, вон там — сестра Осина или брат Дуб? Если кто-то существует на этой земле — значит, он совершенен, ведь его сотворил Бог.
В этом секрет Франциска-миротворца. Он принимает все творения и понимает, что они не похожи друг на друга и ценны своей разностью. Оттого одним из своих братьев он не советует учиться, а другим — наоборот, говорит о боговдохновенности знания, хотя сам далек от книжной премудрости. Эта необъятная духовная широта неоднократно ставила в тупик его биографов и последователей. И благодаря именно этому качеству после Франциска осталось фактически несколько совершенно разных монашеских орденов. Он смог охватить своей заботой на многие века деятельных людей и созерцателей, мистиков и ученых, мужчин и женщин.
Итак, не еретик, не просветленный гуру и не страдающий гений… Как же воспринимал себя он сам? На этот вопрос, как ни странно, имеется точный, хотя и весьма неожиданный ответ. Во «Втором житии» Фомы Челанского можно прочитать: «…однажды ночью во сне ему было видение. Он увидел маленькую черную курицу, похожую на домашнего голубя, лапки ее были покрыты перьями. У нее было множество цыплят, которым из-за того, что они суетились вокруг нее, не удавалось всем собраться под ее крыльями»[24].
Проснувшись, Франциск задумался о смысле необычного сна и вскоре уверенно растолковал братьям его смысл. «Курица, — пояснил он, — это я, невысокий ростом и со смуглым лицом, и я должен соединять с целомудренной жизнью голубиную простоту, настолько редкую в мире, настолько же быстро поднимающуюся к небу. Цыплята — это братья, возросшие в численности и в благодати, которых сила Франциска не может защитить от мятежа человеческого и от пререкания злых языков».
В этой цитате из исторического документа ярко виден подлинный образ святого из Ассизи, презирающего ложный блеск земного величия и пребывающего «в ответе за тех, кого приручил».
Он видит не только красоту Божественной истины, но и ее хрупкость. И юношескую мечту о рыцарстве он воплощает в защите Прекрасной Дамы — Бедности от непонимания и опошления. Вот только стиль защиты как будто бы женский. Курица — не бойцовая птица, но тем не менее именно она, а не петух выращивает и защищает потомство. Когда папа римский при первом знакомстве прогнал вонючего бродягу Франциска «к свиньям», тот долго молился и получил ответ с небес — притчу о прекрасной, но бедной женщине, которую полюбил царь. У нее родилось много детей. Когда они выросли, мать сказала: «Не стыдитесь, что вы бедны, потому, что все вы — дети великого царя. Идите же радостно к его двору и просите то, что вам подобает».
На первый взгляд ничего возвышенного нет в подобном сюжете. Толпа бастардов побежала к богатым хоромам незаконного папаши просить денег. Нюанс в том, что «бастарды», под которыми подразумеваются все люди, не чувствуют себя ущербными. Они приносят царю свою достойную бедность и свой облик, в котором виден его облик, и тут же становятся наследниками царства.
Притчу рассказали папе Иннокентию III. К этому времени он сам увидел вещий сон: обрушивающуюся Латеранскую базилику[25] — главный символ папства в то время. Ее подпер плечом тот самый нищий, и она устояла. После столь значимого видения понтифику не оставалось ничего другого, как поддержать Франциска. А тот, в свою очередь, не боролся с еретиками, он просто был гораздо убедительнее их, потому и выиграл.
Главная миссия святых — заступничество за людей перед Творцом, а вовсе не защита. Если человек молит святого о помощи, будто Бога, или пытается излечиться с помощью иконы — то это называется не верой, а суеверием. Франциск в образе женщины, дающей детям мудрый совет, — вот ответ, почему объединение, а не раскол; святость, а не ересь. Маленькая черная курица знает, что она не сможет защитить своих цыплят от когтей преисподней. И она ищет для них курятник. Истолковав свой сон, Франциск принимает решение: «Пойду-ка и вручу их святой Римской Церкви: тогда злонамеренные будут поражены жезлом ее владычества, а сыны Божии повсюду будут наслаждаться полной свободой»[26].
Именно этим отличается он от современных ему многочисленных лидеров еретических движений, хотя порой и обнаруживает, близость их идеям. По словам врача-францисканца Агостино Джемелли: «Он собирает все истинное, что могли включать в себя ереси, но без их ошибок и пороков, объединяя возврат к нищете и простоте первых веков христианства»[27].
23
Элементаль (стихиаль; дух стихии) — в средневековой натурфилософии, оккультизме и алхимии мифическое существо, соответствующее одной из четырех стихий: воздуха, земли, огня, воды.
24
«Второе житие святого Франциска Ассизского, составленное Фомой Челанским», глава XVI. Цит. по: Истоки францисканства: Святой Франциск Ассизский: Писания и биографии. Святая Клара Ассизская: Писания и биография / Общ. ред. А. Вичини, Я. Ан; пер. О. Седаковой, А. Топоровой, Л. Сумм. Ассизи: Movimento Francescano, 1996.
25
Собор Святого Иоанна Крестителя на Латеранском холме, или Базилика Сан-Джованни-ин-Латерано — кафедральный собор Рима.
26
«Второе житие святого Франциска Ассизского, составленное Фомой Челанским», глава XVI. Цит. по: Истоки францисканства…