Времена Франциска как раз выпали на расцвет этой опасной болезни. Она бушевала почти два столетия, а потом незаметно отступила. Считается, что этому поспособствовали ужесточившиеся санитарные нормы. Но если разобраться, не слишком-то они и ужесточились в XV веке по сравнению с веком XIV. Вероятнее другая версия: проказу «вылечила» страшная эпидемия чумы 1346–1353 годов, в первую очередь убивавшая людей со слабым иммунитетом, а прокаженные, без сомнения, таковыми и являлись.
Средневековая медицина не понимала механизмов действия любой инфекции. Очищение желудка, кровопускания, прижигания и травы — все, что могли предложить тогдашние врачи. Связь отсутствия гигиены с распространением заболеваний еще не доказали. Но идея изоляции прокаженных от общества уже существовала почти за тысячу лет до эпидемии XII–XIV веков, на востоке, в Армении. Причем подвигло людей на этот правильный, с точки зрения медицины, шаг изучение Библии, а вовсе не развитие науки. В книге Левит сказано: «Во все дни, доколе на нем язва, он должен быть нечист, нечист он; он должен жить отдельно, вне стана жилище его» (13:46).
В Европе лепрозории появились позднее, и поначалу их было немного. Одним из первых известных заведений такого рода стал госпиталь Святого Николая, расположенный в английском графстве Кент. Его основание датируется 1084 годом. Создание лепрозориев можно считать первыми карантинными мероприятиями. Кстати, слово «карантин» тоже пришло из Средневековья, но связано оно не с лепрой, а с чумой. Произошло это понятие от итальянского quaranta giorm, что значит «сорок дней». Именно такой срок требовалось чужеземному судну отстоять на якоре у берегов Венеции, прежде чем начать разгрузку. И здесь тоже видны библейские мотивы: именно на сорок дней Иисус удалялся в пустыню.
Позже количество лепрозориев изрядно возросло. Английский хронист XIII века Мэтью Парижский[48] насчитывал их по всей Европе больше десяти тысяч. Обычно эти богоспасаемые заведения находились в черте монастырей, и монахи помогали несчастным. Разумеется, никакого лечения там не предусматривалось. Поэтому больные лепрой (второе название проказы) фактически приравнивались к покойникам. Их даже отпевали в церквях, будто мертвых. Появление признаков проказы у одного из супругов считалось законным поводом для расторжения брака. Больным запрещалось очень многое: не только появляться среди здоровых, но и даже мыться в проточной воде или пить ее. Их обязывали носить особую одежду, знакомую многим из нас по фильмам, — тяжелый бесформенный балахон с капюшоном, закрывавшим лицо. Этот костюм внушал всем ужас, поскольку люди знали, как выглядят проявления болезни, скрывающиеся под ним. Гниющая заживо плоть, отваливающиеся фаланги пальцев, зловонный смрад… Настоящие зомби. Их появление всегда предвещал звон колокольчика, без которого они не имели права передвигаться. Они ассоциировались с Божьей карой и безднами ада. Вот в какой мир решил войти наш герой, когда однажды вечером, возвращаясь верхом из торговой поездки, услышал знакомый унылый перезвон. Ему хотелось прибавить ходу, но он остановился и спрыгнул с коня, будто не на землю, а в пропасть. Возможно, в тот момент он вспомнил Спасителя, не погнушавшегося спуститься в ад.
Он мог бы просто бросить милостыню отверженному и забыть о нем, как делали все. Но его вдруг обожгла мысль, что под черным балахоном скрывается такой же человек, как он сам, только попавший в беду. Может быть, совсем недавно этот несчастный еще строил планы на жизнь, может даже, сам совершал добрые дела!
Поэтому Франциск не только передает ему деньги прямо в руки, но еще и целует его, забыв о смертельном риске.
На самом деле заразность лепры не слишком высока, во всяком случае, гораздо ниже, чем у чумы. Возбудитель инфекции передается через выделения из носа и рта во время тесных и, главное, частых контактов с больными. Еще одним важным условием распространения болезни являются плохие условия жизни и низкий иммунитет. Общественные и религиозные деятели, публично целующие прокаженных, не так уж сильно рискуют, но наш герой, конечно же, не знал об этом, да если бы и знал — ничего не изменилось бы. Не в характере менестрелей просчитывать последствия вдохновения.
Вскочив на коня и оглянувшись, Франциск не увидел прокаженного, «хотя всюду простиралось ровное поле». Так пишет Бонавентура, и Фома Челанский здесь не противоречит ему. В этой аллегорической картине видна явная отсылка к Евангелию от Матфея: «…ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (25:35–36). В образе прокаженного предстает Христос.
Дата этого мистического события отсутствует в подробной хронологической таблице, сделанной францисканцами. Позднее, уже покинув дом, весной 1206 года Франциск идет работать в лепрозорий Губбио. Такой каждодневный тяжелый труд стоит намного больше, чем подростковые игры с самим собой: слабо ли мне преодолеть свою брезгливость? И постоянный контакт с больными опаснее одного-единственного поцелуя.
Однако Франциск не заболел проказой и тогда, несмотря на свое хилое здоровье. Его защитил мощный душевный подъем, с которым он бросился менять свою жизнь. Такое состояние может подхлестнуть даже слабый иммунитет, но может и свести в могилу в случае разочарования. Оно похоже на влюбленность. Не случайно приятели Франциска уже год назад, в начале его духовного обращения, заподозрили у него наличие тайной возлюбленной. По лихорадочно блестящим глазам нашего героя они сделали вывод: конечно же, девушка очень знатная, иначе зачем молодому, богатому да к тому же наделенному редкостным обаянием юноше так страдать? У Франциска спрашивали ее имя, гадали, перебирая известных ассизских невест. Он ответил, что выбрал достойнейшую и прекраснейшую, а зовут ее — госпожа Бедность. Наверное, такое признание вызвало взрыв смеха, и, конечно же, нашему герою поначалу никто не поверил — ведь все знали его склонность к театральности, всяческим проделкам и выдумкам. На сей раз он вовсе не шутил. Это действительно был брак как таинство, пожизненная верность избранному образу жизни.
Джотто изобразил на одной из своих фресок момент мистического бракосочетания Франциска. Его невеста, госпожа Бедность, очень красива, но измождена, и платье ее разорвано. На нее лает собака, в нее бросают камни, зато будущих супругов благословляет с небес сам Христос.
Мы не сможем точно восстановить цепи событий в жизни нашего героя. Что было раньше — разрыв с друзьями или уход из дома? Когда начал бить тревогу отец и почему? Услышал от кого-то о странном поведении сына или просто недосчитался крупной суммы в семейном бюджете? Ведь любимый сынок начал изрядно разорять отца.
Сквозь сдержанный тон всех житий прорывается эта жестокая борьба между жгучим желанием творить добрые дела и ощущением материальной неправомерности этой деятельности. Может, именно сложные отношения с деньгами и вынуждают Франциска на радикальные меры — близкий контакт с прокаженным? Ему необходимо пройти точку невозврата, ведь оставить богатство и комфорт не так просто. И отвращение перед уродством — главное из того, что действительно пугает его. В его кошмарах тех дней присутствует страшная горбунья, жившая на краю Ассизи. Ему кажется, что, порвав с «нормальной» жизнью, он непременно станет похож на нее.
Но жить по-прежнему для него тоже физически невозможно. В ранних житиях описано его состояние после тюрьмы и болезни — полнейшая апатия и разочарование в жизни. Он пытается уходить за пределы города, к милым лугам и рощам, где любил гулять в детстве, но не находит ничего, кроме раздражения и скуки. Причем реальных поводов к разочарованию у него нет. По симптомам такое состояние напоминает глубокую депрессию. Ту, которая может закончиться суицидом, из которой выходят с помощью сильных медицинских препаратов или радикально изменив свою жизнь.
Вкус жизни неожиданно обретается через прокаженного. Франциск впервые видит жертву страшной болезни близко, а не так, как принято. Обычно таким людям швыряют милостыню отвернувшись, а еду протягивают на длинной палке. А тут, оказавшись с ним лицом к лицу, Франциск с удивлением замечает, что глаза несчастного вовсе не поражены болезнью. Обычные человеческие глаза, только преисполненные невыносимой боли. Вот они, живые глаза Христа.