Увидев их однажды, Франциск уже никогда больше не забудет этот свет и начнет видеть его во всех творениях Божьих. Вся природа для него оживет и станет Сестрой. Он с детства отличался повышенной эмпатией, именно отзывчивость помогала ему находить контакт с покупателями лучше, чем это получалось у отца — опытного торговца. Но теперь его начинает переполнять сострадание к Страстям Христовым, а через них — ко всему миру. «Стенаниями он наполняет городские улицы, отказываясь от утешения, при воспоминании о ранах Христовых. Повстречав однажды своего хорошего приятеля и открыв ему причину своей скорби, он разразился вдруг горькими слезами», — пишет Фома Челанский. А в «Легенде трех спутников» есть такие строки: «Эти посещения прокаженных взращивали его милосердие. Однажды он взял с собой одного из друзей, которого очень любил, и в уединенном месте признался ему, что нашел некое великое и бесценное сокровище. Тот был безмерно обрадован и всегда ходил с Франциском, когда тот звал его».
Товарищ этот представлял себе клад, зарытый в пещере, куда часто заходил наш герой. Однако туда Франциск никого не пускал, и друг вынужден был ждать снаружи, пока наш герой «терпел внутри невыразимую муку и тревогу». Зато «когда он выходил из пещеры, другу его казалось, что он видит перед собой другого человека».
Так мучительно Франциск ищет знака небес и в то же время пытается действовать. Кормит нищих родительскими хлебами, но еды слишком мало, она не умножается в пять тысяч хлебов, как в Евангелии. Отправляется в паломничество в Рим и видит, как жалки пожертвования, приносимые весьма богатыми паломниками. Возмущение переполняет его, он запускает руку в сумку и, схватив горсть монет, швыряет их на могилу апостола Петра, перепугав всех присутствующих в базилике. Наконец, он меняется своей изысканной одеждой с нищим и храбро выходит на паперть просить милостыню. Проведя так целый день, он едет обратно в Ассизи, лишившись костюма, но так и не поняв своего истинного призвания. Наверное, отец в этот момент находится в очередной деловой поездке, а мать растерянно молчит. Она, конечно же, мечтала о великом будущем для сына, может, даже о святости, но ведь не об этих же дурно пахнущих тряпках посреди дома… Хотя, может быть, он пока не показывает домашним своих экстремальных исканий. По тексту «Легенды трех спутников», римский нищий все же вернул ему одежду.
Бродя по окрестностям, Франциск пытается осмыслить свое новое яркое и острое восприятие мира и однажды случайно заходит в полуразрушенную церковь во имя Святого Дамиана. Да, во времена Средневековья, которому часто навешивают ярлык религиозного фанатизма, церкви тоже нередко приходили в упадок.
Наш герой заходит в это обветшалое культовое здание, и тишина обступает его со всех сторон. Безлюдье, полумрак и взвинченные до предела нервы делают свое дело: изображение распятого Христа обращается к нему, шевеля губами. «Франциск, — говорит фреска, — иди почини дом мой». Согласно францисканским историкам, это мистическое событие произошло глубокой осенью 1205 года. Удивительно, но распятие, говорившее с Франциском, сохранилось доныне и находится в церкви Святой Клары в Ассизи.
Итак, поручение дано. Только для восстановления храма опять нужны средства, причем гораздо большие, чем на простую милостыню. Франциск выбирает в отцовской лавке самые ценные ткани и уезжает с ними верхом в соседний город. Там он продает все, вместе с лошадью, причем спешно и невыгодно. Получает сумку денег и бежит с ней в церковь Святого Дамиана. Там обнаруживается священник — очень бедный. Настолько, что даже покупка лампадного масла является для него проблемой. Наш герой пытается всучить ему деньги с просьбой восстановить церковь, а остаток отдать на нужды бедняков. Видимо, сумма очень велика, раз на нее можно отреставрировать здание и что-то еще может остаться. Совершен еще один непоправимый шаг. Франциск умоляет священнослужителя позволить ему остаться жить при этой церкви, понимая, что теперь путь домой точно закрыт.
Священник соглашается принять нашего героя, но от денег решительно отказывается, боясь гнева папаши Бернардоне. Франциску не удается сделать вид, будто он отдает собственные средства. Может, он слишком молод для такого богатства, но гораздо вероятнее, что батюшка просто узнал нашего героя, поскольку о его сумасбродствах судачит весь Ассизи.
Юноша приходит в отчаяние и убегает вместе с сумкой. По дороге он забрасывает ее в какое-то окно в знак того, «что почитает деньги не больше праха земного». Наверное, окно это находится в заброшенном доме, поскольку деньги никуда не деваются. По другой версии, священник все же взял их, но тратить не решился. Позднее Франциск вернет свою последнюю выручку отцу. Но сейчас он пребывает в полном смятении — и не напрасно. До папаши Бернардоне наконец доходит весь ужас положения, и он бросается на поиски сына. Никакого будущего аристократа уже не существует, вместо света в окошке вырисовывается змея, пригретая на отцовской груди. И несчастный торговец решает показать зарвавшемуся отпрыску, кто в доме хозяин.
СТРАШНЫЙ СУД
Пьетро Бернардоне действовал решительно, как настоящий предприниматель. Он собрал всех друзей и соседей и помчался к церкви Святого Дамиана. Видимо, торговец до конца не представлял себе, что именно натворил его сын. По слухам, которыми полнился Ассизи, выходило, что Франциск сошел с ума. Отец явно надеялся вылечить его от недуга с помощью розог. Наш герой подозревал, что расправа будет жестокой, и, не дожидаясь приезда честной компании, сбежал из церкви. По словам Фомы Челанского, он «забрался в какую-то щель, которую сам себе для этого случая и приготовил. Это был некий тайник в доме, о котором знал только один человек». О ком идет речь? Скорее всего, о том задушевном друге, с которым Франциск беседовал в тишине уединенного грота. Видимо, наш герой смертельно перепугался, поскольку сидел в своем убежище несколько дней, боясь выходить даже для отправления естественных надобностей. Интересно, почему нельзя было просто скрыться в доме друга, не залезая в щель? Разве папаша Бернардоне имел право обыскивать жителей Ассизи? Нигде нет сведений, что он отличался буйным нравом и наводил ужас на своих соседей, врываясь в дома. Скорее всего, друг Франциска каким-то образом общался с его отцом, может, даже являлся его компаньоном. А может, его даже звали Бернардом ди Квинтавалле и ему уготовано было в 1208 году сделаться первым францисканцем. Но сейчас, в конце года 1205-го, он еще добропорядочный богатый гражданин и, глубоко сочувствуя нашему герою, все же не хочет слишком афишировать их дружбу и портить отношения с уважаемым мессиром Пьетро.
Если представить себе такой расклад, то отец Франциска мог остановиться в доме его друга на пару-тройку дней, надеясь дождаться и подловить беспутного отпрыска. Тогда наш герой пережил крайне неприятные ощущения, боясь пошевелиться в своей щели и прекрасно слыша все отцовские проклятия и угрозы. Вероятно, торговец впал в бешеную ярость. Во всяком случае, сын сильно перепугался. Бонавентура пишет, что он молил Господа избавить его от гонителей и даже дал какие-то обеты. Поесть ему в то время удавалось едва ли один раз за день. Наверное, добрый друг долго искал момент, чтобы передать какой-нибудь пирожок и не вызвать подозрений у обманутого отца, рыщущего вокруг. Впрочем, в «Легенде трех спутников» изложена немного другая версия: то был не дом, а пещера (может быть, та самая, в которой он молился), и о ней знал один из домашних, который и приносил туда еду. Кто это был тогда? Может быть, мать? Нам не восстановить тех событий, потому пойдем дальше.
Через несколько дней суровый родитель устал ждать и вернулся восвояси. К этому времени Франциск уже возненавидел себя за трусость и решил больше не прятаться. Он вылез из своей норы и пошел по знакомым ассизским улочкам. Обыватели, с интересом следящие за всей этой историей, в очередной раз отметили бледное лицо и горящие глаза. Кто-то крикнул: «Сумасшедший!» — и бросил в него грязью. Вслед за грязью полетели насмешки, проклятия и камни. Толпа злорадствовала — каждому хотелось уязвить бывшую «звезду», купеческого сынка, так и не пролезшего в аристократы. Франциск пытался идти своей дорогой, не замечая издевательств, но его толкали, щипали, не давая прохода.