Сравнивая два этих документа, можно понять стиль средневекового политического пиара. Интересно, как через популярную, массмедийную, как сказали бы сегодня, персону Франциска подается образ правителя, в данном случае — папы римского. В одном случае этот правитель мудр, словно Соломон, и морально безупречен, принимая вонючего бродягу у себя во дворце в полной готовности узнать через него волю Божью. В другом — перед нами предстает неприятный лицемер. Призванный служить христианским идеалам, он не уважает человека, пытающегося воплотить их в своей жизни.
Каков же он на самом деле? Эпизод со свиньями очень ярок и сразу притягивает внимание. Кажется очень правдоподобным брезгливое остроумие римского патриция, дорвавшегося до верховной власти над душами. Но посмотрим на биографию заказчика. Кто такой Иоанн Безземельный, пытающийся с помощью фигуры Франциска испортить имидж своего врага? Пятый, но самый любимый и избалованный сын Генриха II. По закону ему не должно достаться земельных наделов (оттого он и Безземельный), но Генрих в конце жизни был в весьма сложных отношениях со своим наследником — знаменитым Ричардом Львиное Сердце. Отец и сын даже официально воевали друг с другом. В пику Ричарду отец сделал Иоанна герцогом Аквитании, а потом младшему сыну повезло еще больше: он стал правителем Ирландии, правда ненадолго. Всего за восемь месяцев он так восстановил против себя народ, что пришлось бежать из страны. Его знали как предателя, ради надежды на власть готового переметнуться в стан злейших врагов. Он брал в заложники благородные семейства и насиловал их дочерей. Когда же папа Иннокентий отлучил его вместе с подданными от церкви, Иоанн жестоко наказывал священников, соблюдающих запрет папы на богослужения. Он сажал их в тюрьмы и отбирал церковные владения. Портрет получается куда более неприглядный, чем у высокомерного римского понтифика.
Как же выглядела на самом деле историческая встреча, без которой францисканский орден не смог бы начать свое существование? Оба текста не врут о ней, они просто рассказывают о разных стадиях знакомства Иннокентия с Франциском. Фома Челанский, видимо, побоялся показывать Иннокентия недостаточно «белым и пушистым» и пропустил начальный неполиткорректный эпизод. Правда, даже такие предосторожности не спасли тексты этого автора от запрета. А что же пишет Бонавентура, чья биография святого из Ассизи на многие века стала эталонной? В его «Большой легенде» мы встречаем почти буквальную цитату из Челанского: «…молись, сын мой…». Дальше же идет вставка, добавленная по распоряжению Иеронима д’Асколи, преемника Бонавентуры на посту генерала францисканского ордена. Считается, что он почерпнул эту информацию из личного разговора с кардиналом Рикардо де Аннибальди, родственником папы Иннокентия. И да, первый прием Франциска действительно был, мягко говоря, негостеприимным. Сперва пришлось долго ожидать благоприятной возможности, чтобы попасть в Латеранский дворец. Вероятно, кардинал Павел, через которого продвигали это дело, не горел желанием афишировать свое участие. Потому наш герой должен был появиться перед папой как бы случайно. Из каких соображений выбрали подобную тактику, нам уже не узнать, но ничем хорошим это не кончилось. Франциск оказался перед папой, когда тот пребывал в одиночестве в любимом зале под названием Зерцало. Понтифик прохаживался взад-вперед, глубоко погруженный в размышления, и вдруг взгляд его упал на незнакомого человека, к тому же весьма неприглядной наружности: небритого и непричесанного, к тому же в грязных лохмотьях. По воспоминанию Рикардо де Аннибальди, папа «отверг и с негодованием прогнал» Франциска. Той же ночью Иннокентию III привиделся вещий сон, который, конечно же, пересказан Бонавентурой. Папе снилось, «будто у стоп его принялась ветвь и росла постепенно, пока не превратилась в прекраснейшее дерево. Когда же он дивился, что бы могло означать это видение, Господний свет озарил разум этого первосвященника Христова, и он постиг, что ветвь означала того нищего, которого он прогнал накануне».
Проснувшись, папа немедленно послал всех своих слуг на поиски нашего героя. Те довольно быстро нашли Франциска, и понтифик велел привести его «пред лице свое в госпиталь Святого Антония, что у Латеранского дворца». Место встречи очень красноречиво свидетельствует, насколько сильно Иннокентию пришлось преодолевать свою брезгливость. Несмотря на «Господний свет», понтифик даже в самом официальном из житий не намерен приглашать будущего святого к себе во дворец. Придя, Франциск рассказывает ту самую притчу о простой женщине, родившей от царя потомство, похожее на него. И вдруг между гордым властителем и жалким нищим возникает понимание. Может быть, не последнюю роль здесь сыграли прованские трубадуры? Ведь папа, будучи большим ценителем изящного, вряд ли оставил без внимания такой богатый пласт культуры. Наверняка это стало некоторым шоком для понтифика — обнаружить общий культурный код с каким-то грязным оборванцем.
Но так ли уж эти два человека были далеки друг от друга, как принято показывать? На самом деле властолюбивый Иннокентий не особенно стремился к власти. Он даже не ожидал, что выбор конклава падет именно на него. Его предшественник накануне своей смерти в начале 1198 года просил избрать папой Джованни Колонна, того самого кардинала из Сан-Паоло, благодаря которому Франциск попал в Латеранский дворец. Но все проголосовали за 37-летнего графа Лотарио Конти (Иннокентия), который принял тиару с большой неохотой. И если анализировать дальше — то его почти абсолютная монархия означала прежде всего полную независимость Церкви от светской власти, а вовсе не личные амбиции. Известно, что Иннокентий III объяснял захват мусульманами Иерусалима в 1187 году, как небесную кару за развращенность христианских монархов.
И в момент прихода Франциска понтифик предавался явно не радостным размышлениям. Только что была издана жестокая булла, согласно которой земли катаров Лангедока отходили тем, кто примет участие в Крестовом походе против этой ереси.
Итак, Альбигойский крестовый поход, уже неоднократно упоминавшийся здесь… Страшная позорная война, в которой христиане убивали христиан. «Убивайте всех, Господь распознает своих!» — один из лозунгов этой почти двадцатилетней бойни, унесшей жизни ста тысяч человек. Мы далеки от мысли оправдывать Иннокентия III, начавшего вооруженное столкновение во имя чистоты веры, но он честно пытался вернуть Лангедок в лоно католической церкви мирным путем. Папа посылал на Юг Франции своих легатов-проповедников. В это время по всему Лангедоку практически в одиночку неустанно путешествовал святой Доминик, бесстрашно вступавший в диспуты с катарскими вероучителями. Есть легенда, будто он убеждал еретиков, бросая в огонь их сочинения вместе со своими, и последние пламя чудесным образом щадило. Но выдающееся красноречие Доминика и пышные эскорты легатов не могли спасти объятый ересью край. Дело зашло слишком далеко, катарских лидеров поддерживали богатейшие дворяне Лангедока и даже некоторые епископы. Папа провел чистку в рядах лангедокского духовенства и в 1206 году послал туда своего легата, Пьера де Кастельно. Тот с жаром взялся за работу среди местной аристократии, агитируя против катаров, а Иннокентий, в свою очередь, отлучал непослушных от церкви. В мае 1207-го под отлучение попал один из самых влиятельных людей на Юге Франции — граф Раймунд VI Тулузский. Слишком горячие головы в окружении графа в недобрый час вмешались в дело — и папского легата нашли зарезанным. Папа обратился к французскому королю Филиппу II за помощью и правосудием, но получил отказ. Тогда он решил действовать сам, издав вышеупомянутую буллу, открыто призывающую к грабежу, и таким образом собрать войско, готовое идти на Юг Франции.
Получается, в момент появления в Риме нашего героя папа пребывал скорее в состоянии ярости и отчаяния, чем упивался собственным величием. Точная дата их встречи неизвестна, предполагаемый диапазон простирается от лета 1209-го до июля 1210 года, большинство исследователей все же придерживаются более ранней даты: июнь — июль 1209-го. Но даже если встреча состоялась летом 1210-го, когда уже пали Каркасон и Бран, ситуация все еще оставалась очень напряженной для Святого престола. Наверняка папа не спал ночами, постоянно думая о врагах, и так же, как и недавно Франциск, молил Бога послать ему какой-нибудь мистический знак по поводу дальнейших действий. И ответ пришел во сне. Помимо сюжета с веткой, выросшей в дерево, есть и другой вещий сон папы, более известный. Иннокентию якобы приснился его Латеранский дворец, который «начал разрушаться и почти обратился в развалины, как вдруг какой-то нищий человечишко, смиренный и презираемый, подставил свою спину и удержал дворец, чтобы тот вовсе не обрушился»[58].
58
«Большая легенда, составленная святым Бонавентурой из Баньореджо», позднейшая вставка. Цит. по: Истоки францисканства…