Папе потребовалось несколько дней на размышления. В итоге он не только согласился одобрить образ жизни францисканского братства, но и признал их новым монашеским орденом, официально разрешив им проповедовать, правда, если только они получат таковое разрешение от местного духовенства и самого Франциска. Этот решительный и рискованный шаг понтифик сделал очень осторожно, он не издал никакой специальной буллы, ограничившись устным одобрением молодых подвижников из глубинки. Но и этого было для начала вполне достаточно. А симпатизировавший братьям кардинал Джованни ди Сан-Паоло добился для Франциска и всех его спутников права выбрить тонзуры в знак причастности их к клиру. С этого первого, устного папского одобрения принято вести историю францисканства, хотя до настоящего официального утверждения оставалось еще более десяти лет.
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПОЭМА
Получив желанное благословение, Франциск повел своих соратников на могилу апостола Петра, куда несколько лет назад бросил с досады горсть монет. После посещения святыни ассизцы отправились восвояси. По дороге Франциск, пользуясь инвестурой, полученной от папы, непрестанно проповедовал, причем стиль его проповеди разительно изменился. Как написано в «Легенде трех спутников», «он не прибегал к угодничеству, пренебрегал красноречием». Он просто искренне рассказывал людям свою историю. Речь, конечно, шла не о том, каким грешником он был раньше и как кардинально преобразился. Франциск делился со слушателями какими-то важными моментами духовных переживаний. «То, что в своих увещеваниях он предлагал другим, прежде этого он сам пережил и сам убедился; потому он и мог чистосердечно возвещать истину». Рассказ о необычном духовном опыте цеплял воображение многих, и братство «простецов» быстро росло. Присоединялись богатые и бедные, миряне и служители Церкви.
Вернувшись в родные места весьма увеличившейся компанией, Франциск начал искать, куда бы всех поселить. В деревне Ривоторто, неподалеку от Ассизи, нашлась заброшенная лачуга. Прежде она принадлежала объединению крестоносцев, которые использовали ее как приют для прокаженных. Потом больным построили новое помещение, а лачугу позабыли. Стояла развалюха на берегу ручья, рядом располагались многочисленные пещеры с древними этрусскими гробницами. Франциск увидел в них большую ценность — их можно было использовать для уединенных молитв — и согласился расположиться в лачуге, тем более что в нее удалось запихнуть всех. О каком-то особом комфорте говорить не приходилось: братьям едва хватало места, чтобы сидеть, а спали они по очереди. Франциск внимательно изучил внутреннее пространство и пришел к выводу, что его вполне хватает, если разместить людей правильно. Он обозначил каждому брату постоянное место, написав имена на потолочных балках, и в общине снова стало тихо и спокойно. Никто не толкался в поисках свободного уголка.
Собирались все вместе они лишь ночью, а днем бродили по окрестностям, пытаясь донести до людей Евангельские истины и одновременно добыть себе средства к существованию. Дело сильно осложнял запрет Франциска принимать подаяние деньгами. Для него самого этот момент был очень важен, он чувствовал, что вошел в настоящее общение с Богом, лишь выбросив свой кошелек и сменив пояс на веревку. Поэтому братья, даже работая в крестьянских хозяйствах, могли принимать лишь «необходимое для телесных нужд», то есть только пищу. Одежды им также дозволялось иметь не больше одного комплекта. За соблюдением сего правила Франциск следил очень строго и позднее даже прописал его отдельным пунктом в «Правилах и наставлениях»: «Я неотменно приказываю всем братьям, чтобы они никоим образом не принимали денег и товара, ни сами, ни через подставных лиц. О нуждах больных братьев и об одежде для всех братьев в соответствии со временем года, местностью и холодами наставники с помощью духовных друзей должны всегда тщательно заботиться, и эту заботу я одобряю, но деньги, как было сказано, они принимать не смеют».
Казалось бы, ну какая разница, что принять в качестве милостыни — кусок хлеба или несколько грошей, на которые потом купишь тот же самый хлеб? Глупым и непривлекательным может показаться упорство нашего героя. Но у нас нет права голоса, мы не жили в ужасной ривотортской лачуге. А тем двум-трем десяткам братьев все казалось прекрасным, хоть и спали они, скрючившись, под коряво подписанными именами на потолке. Чем же он смог их убедить? По словам Честертона, «Франциск действительно верил, что открыл тайну жизни, а она — в том, чтобы стать слугой, стать вторым, а не первым. В этом служении, в самой его глубине он обрел свободу, граничащую с беззаконием». Эту свободу, конечно, чувствовали те, кто был с ним рядом, иначе они бы и не пришли к нему. И они старались досконально следовать его предписаниям, ведь возможность почувствовать себя избранным перевешивала любые бытовые тяготы. И тут важны были любые мелочи, так как дьявол, как известно, скрывается в мелочах. Даже воздушный поцелуй может трактоваться как измена. Даже один грош возможно отложить на день грядущий, оскорбив тем самым Прекрасную Даму — Бедность. В Евангелии именно предатель Иуда хранил ящик с деньгами общины апостолов…
Сила рыцаря в его оружии и ратном мастерстве, а сила духовного рыцаря — в безупречности. Такую безупречность в освобождении от материального пытались развить в себе первые францисканцы. И потому их основатель так тщательно прописывал в «Правилах» невозможность отступления от идеала. Запрещено не только любое имущество, но и получение в подарок ценных вещей вроде серебра или золота, а также достижение почестей и привилегий.
Ощущение этой мистической безупречности Франциска сильно передано в «Божественной комедии» Данте Алигьери. Великий поэт посвятил нашему герою целых две песни из «Рая». Это очень много, если учесть огромное количество персонажей Дантова шедевра. Образ Франциска там связан с солнцем, и его родной город Ассизи Данте называет Востоком, явно имея в виду известное ex orient lux (свет с Востока), о восходе Христа-Солнца, что озарил собой мир, пребывавший во тьме. Говоря о Франциске, Данте возводит его выбор бедности на уровень божественного абсолюта.
При этом все францисканцы, включая своего основателя, оставались людьми из плоти и крови, имеющими телесные нужды. Франциска этот факт очень огорчал. Он даже пытался обособиться от собственного тела, называя его братом ослом; периодически предъявляя ему претензии и упрекая в лености. В «Правилах» подробно прописано обращение с этим непослушным «домашним животным», которое следует загружать работой и наказывать голодом, если оно вдруг вздумает бунтовать.
Но упрямство брата осла смогли преодолевать далеко не все. Начался неминуемый отсев. Франциск сразу вычислял среди новичков любителей поспать и поесть и вежливо, но твердо указывал им на дверь.
Так происходила жизнь новоиспеченного ордена в Ривоторто. Братья обновили лачугу. Местные жители постепенно привыкли к ним. Однажды через селение проезжал недавно коронованный император Оттон IV со своим многочисленным двором. Он возвращался из Рима в Германию. Жители селения выскочили на улицы, чтобы хоть одним глазком взглянуть на блестящих придворных. Даже хромые и дряхлые пытались увидеть интересное зрелище из окон. Все, кроме францисканцев. Наш герой не позволил в этот день своим сподвижникам покидать лачугу. Все время, пока в Ривоторто находился императорский двор, они сидели на своих местах и молились, не позволяя суетным мыслям проникать в душу. Одного из братьев Франциск все же послал навстречу Оттону — но вовсе не для приветствия, а чтобы напомнить властителю о тщете мирской славы. Мрачное напоминание оказалось кстати. Прошло всего чуть больше года, и папа Иннокентий III отлучил императора от церкви за несоблюдение договора и попытки узурпировать верховную власть в Италии. Произошло сие событие 18 ноября 1210 года, а в 1212-м понтифик уже признал законным германским королем Фридриха II Гогенштауфена. Впоследствии сподвижники Франциска приписали ему пророчество насчет заката императорской власти Оттона IV.