Францисканец Жан Элемозин утверждает: Франциск не просто проповедовал, но настоятельно требовал, чтобы султан крестился вместе со всей семьей. А если владыку не убедили проповеди, то пусть проведет испытание огнем. Зажгут костер — и Франциск вместе с любым магометанским служителем войдет в огонь ради испытания истинности веры. Султан сказал, что никто из сарацинских священников не захочет вступить в огонь за веру свою.
По сведениям других хронистов, какой-то известный магометанский священник (святой старец) в этот момент находился подле владыки. Послушав Франциска, он поднялся и вышел. Этот случай описан и в «Большой легенде» святого Бонавентуры. Там султан говорит: «Не думаю, чтобы кто-нибудь из моих священнослужителей пожелал ради защиты своей веры предать тело огню или испытать какой-нибудь другой вид пытки». Далее Бонавентура сообщает: «Ведь он (султан. — А, В,) уже заметил, как один из его старших жрецов, человек почтенный и преклонных лет, едва услышав слова Франциска, скрылся из виду».
Здесь следует сделать небольшое уточнение насчет личности этого жреца.
Французский историк, востоковед, исламовед и арабист Луи Массиньон провел тщательное исследование и пришел к выводу: «старцем» почти наверняка был аскет и ученик мусульманского мистика Халладжа, Фахр аль-Дин Фанизи. И «бежал» он вовсе не из-за страха, а по причине отвращения ко всякого рода ордалиям[97], кои полагал дикостью.
Здесь видно непонимание между двумя культурами, но вовсе не между христианством и исламом, как можно было подумать. Конфликт происходит от чрезмерной непосредственности нашего героя. Фахр аль-Дин Фанизи не понял бы Франциска, даже если они оказались бы единоверцами. Та самая «народная», даже «детская» вера святого из Ассизи, которая очаровывала простых людей, очень часто раздражала «профессионалов» от культа — священников и теологов — своей нелепой чрезмерностью. Люди, привыкшие уповать на интеллект и образованность, часто недооценивают интуитивные озарения и с недоверием относятся к харизматичным ораторам. Как не вспомнить тут Христово «будьте, как дети» и взаимоотношения Спасителя с первосвященниками и фарисеями?
Интересно, что люди фарисейского склада обычно не добиваются блистательных побед, несмотря на развитый интеллект. Самые яркие ученые — всегда непосредственны и в чем-то немного похожи на детей. Нет ничего удивительного и в симпатии, которая вдруг возникла у мусульманского султана к нелепому, но бесстрашному фарангу (европейцу), настолько преданному своему Богу. Возможно, он даже был бы не против оставить Франциска при себе в качестве собеседника, но, разумеется, Франциск никогда бы не согласился на такое предложение. По словам Бонавентуры, «султан, распознав в человеке Божием столь совершенное презрение ко всему мирскому, изумился, и полюбил его, и отличал чрезвычайной приязнью».
Взаимоотношения Франциска и султана имеют еще один пласт смысла — мифологический. В народном восприятии они стоят где-то рядом с сюжетами об укрощении волка из Губбио, а также преобразившихся и смягчивших сердца разбойниках. Подчеркивается изначально жестокий характер султана, его называют bestia crudelis — «жестокий зверь». Затем идет трогательное сообщение, будто мусульманский правитель уже почти готов креститься, но опасается непонимания со стороны подданных. И наконец, в завершение легенды поклонники Франциска совершенно уверены, что сарацин, так хорошо обошедшийся с праведником, не может умереть без покаяния и обращения ко Христу. В «Цветочках» есть сюжет о спасении султана с помощью уже умершего к этому времени Франциска.
Эта легенда, несомненно, принадлежит к традиции средневекового сотворения истории, о котором здесь уже говорилось. Но выросла она на реальных фактах. Аль-Камиль действительно находился под большим впечатлением от святого миссионера.
На прощание султан захотел богато одарить своего нежданного гостя. Уже зная мировоззрение Франциска, мусульманский правитель не заставлял его принимать деньги и подарки лично для себя, но пытался уговорить, «чтобы тот принял все эти дары для бедняков Христовых и для Церкви, и ради спасения души этого султана»[98]. Но Франциск наотрез отказался. Все источники объясняют этот факт одинаково: он был очень сильно огорчен. Султан не крестился, но в то же время проявил дружелюбие, лишив нашего героя даже надежды на мученический венец. А значит, вся поездка оказалась бессмысленной. Современные культурологи, конечно, не согласились бы с ним. Ведь своим опасным путешествием Франциск фактически совершил революцию в умах своих современников. Во времена Крестовых походов к мусульманам привычно было идти с обнаженным мечом, но не с раскрытым Евангелием. Франциску удалось подняться над мироощущением и страстями своего времени. При этом он, конечно же, остался сыном своего века и не мог воспринять всей ценности своего поступка. Поэтому, простившись с султаном и получив от него разрешение впредь беспрепятственно проходить по сарацинским землям, Франциск вместе с Иллюминатом вернулся в стан крестоносцев, где его расстроили еще больше.
Нет точных свидетельств, с кем конкретно из христианских военачальников общался наш герой и насколько сильно они не поняли друг друга, но приблизительную картину восстановить можно. Как раз в 1219 году папа Гонорий III назначил своим легатом и фактическим главой Крестового похода Пайо Гальвау[99], португальского кардинала-епископа, которого потом обвиняли в провале похода. Насколько он действительно был виноват? Султан аль-Камиль (вполне возможно, под влиянием Франциска) пытался договориться с крестоносцами о мире, отдав им Иерусалим в обмен на завоеванную Дамьетту, но папский легат не согласился, несмотря на то, что его решение оскорбило многих крестоносцев, в том числе голландского графа Виллема I, который разочаровался и уплыл домой. Вероятно, в решении папского легата сыграли роль обстоятельства, далекие от духовности. Дамьетта, будучи портом, представляла собой немалую ценность. Когда в конце 1219-го она пала, среди крестоносцев разгорелись жестокие споры: светским или духовным властям управлять ею. Поначалу в 1220 году хозяином города объявил себя Жан де Бриенн[100], уже носивший титул короля Иерусалима в 1210–1212 годах. Однако Пайо Гальвау не допустил этого. Взбешенный де Бриенн уехал в Акру вместе со своим войском. Его смог заменить прибывший Людвиг Баварский, но лишь частично. Правда, годом позднее де Бриенн все же вернулся и наступление продолжилось.
К чему же призывал воинов Франциск? Скорее всего, он был шокирован нравами, царившими в лагере, и со всей страстью пытался обличать грехи. Доподлинно известно, что он отговаривал крестоносцев от дальнейшего наступления, предрекая поражение. А как раз именно в это время ситуация складывалась для них благоприятно. Первое наступление на Дамьетту, предпринятое после его приезда, действительно оказалось неудачным, но вскоре город был взят. Кровавая победа вовсе не обрадовала нашего героя. Полный мрачных раздумий, он покинул Египет и направился в Сирию, где в этот момент находились несколько его братьев. Он прожил там какое-то время, мало интересуясь сводками с фронта, молясь и размышляя. Возможно, он все-таки посетил Святую землю. Судя по всему, его не очень тянуло в родные места. В какой-то момент из Италии пришли вести о сложностях, возникших в ордене, и ему пришлось возвращаться.
В итоге его пророчество оказалось верным, причем поражение крестоносцам нанес уже не султан, а словно Сам Господь. Когда по возвращении де Бриенна они решили двинуться на Каир, их путь пересекло сухое русло Нила. Они легко перешли его и двинулись на юг, но плохо рассчитали количество воды, необходимое в пустыне. Пришлось вернуться, но за это время начались дожди, и река разлилась, отрезав им путь к отступлению. Египтяне тут же использовали это обстоятельство. Они напали неожиданно и ночью. Среди христиан, увидевших непреодолимую водную стихию там, где они совсем недавно прошли «сухими стопами», началась паника. Их войско потерпело сокрушительное поражение и капитулировало. Султан милостиво подарил крестоносцам жизнь, разрешив свободное отступление. В обмен на это они обязывались вернуть Дамьетту и полностью уйти из Египта. Итоги Пятого крестового похода оказались неутешительными. С большим трудом у аль-Камиля удалось вытянуть согласие на восьмилетнее перемирие и обещание вернуть фрагмент одной из важнейших христианских реликвий — Креста Господня. Святыня так и не была возвращена. Правда, причины остались неизвестными, и некоторые поклонники легенды об обращении султана, вероятно, могли подумать, будто аль-Камиль специально оставил реликвию себе.
97
Ордалии (от англосакс,
98
«Большая легенда, составленная святым Бонавентурой из Бань-ореджо». Цит. по: Истоки францисканства…