* * *
Сименон самонадеянно считал, что с таким-то знанием дна справится с любым расследованием не хуже Мегрэ. Шанс вскоре представился. Связи с власть имущими афериста Ставиского, «застрелившегося» в январе 1934 года — Ставиский скупил чуть ли ни весь правящий класс, — расследовал тихий судейский чиновник Альбер Пренс: доложить результаты он должен был в начале марта. Но 20 февраля его растерзанный и обезглавленный труп нашли на железнодорожных путях под Дижоном. Рядом валялся раскрытый пустой чемоданчик, в котором, очевидно, хранился отчет. Убийцы — в этом было уверено общественное мнение, отказавшее в доверии любым государственным институтам, — выманили Пренса в Дижон, сообщив о болезни матери, и поджидали у поезда. Свидетели видели, как на вокзальной площади он отбивался от людей, заталкивавших его в автомобиль. Однако три врача, проводившие вскрытие, дали заключение: самоубийство. С ними категорически не согласились семь экспертов, проведших повторное вскрытие. Полиция настаивала на самоубийстве и представляла жертву развратником-наркоманом.
Газета «Пари суар» пошла на поводу общественности, объявив 20 марта, что ангажировала независимых следователей — трех асов британской разведки и Скотленд-Ярда плюс Сименона. Первым репортажем Сименона стал отчет об их встрече в Дижоне. Особенно удалось ему описание доброго, близорукого взгляда экс-шефа Сикрет интеллидженс сервис, сэра Бэзила Томсона. Читатели так и не узнали, что Бэзил во Францию даже не приехал.
Сименон и раньше обращался с фактами фамильярно. Случайно оказавшись в одном лифте с Гитлером во время поездки в Германию в 1933 году, он расписал в газете четыре встречи в берлинском отеле «Кайзерхоф» с фюрером, пожертвовавшим ради журналиста своим драгоценным временем в критический для его карьеры момент — за четыре дня до поджога Рейхстага.
К ужасу редакции, англичане подтвердили версию самоубийства Пренса. Отклонив крупную взятку за пересмотр своих выводов, они тем не менее согласились умолчать о них: владелец газеты Жан Пруво со слезами в голосе объяснил, что обнародование правды вызовет во Франции гражданскую войну. Англичане тихо вернулись восвояси, а Сименон ежедневно публиковал все более сенсационные тексты, основанные на методе Мегрэ — «искать человеческое объяснение драмы».
В полном соответствии с этим методом, дижонскую трагедию он расследовал, не вылезая из парижских притонов. В его представлении, Ставиский был гангстером а-ля Аль Капоне, поэтому искать ключи к тайне следовало в криминальном подполье Парижа. Подполье воспользовалось случаем, чтобы подшутить над фраером, а заодно — свести его руками кой-какие счеты.
В ресторане «Котти» на авеню Ваграм Сименона подцепил на крючок букмекер, жулик и убийца (в 1920 году он застрелил человека за карточным столом) Гаэтан де Л’Эрбон де Люсс по прозвищу Барон. Впрочем, этот гражданин Монако был настоящим бароном, возможно единственным аристократом в криминальном подполье. В своей легальной ипостаси Барон держал рестораны на Монмартре и обеспечивал охрану ВИП-персон, включая Карла II Румынского. За круглые суммы из редакционной кассы он из вечера в вечер называл Сименону новые имена людей, якобы замешанных в делах Ставиского и Пренса, а Сименон прилежно публиковал их.
Прислушивались к Барону не только писатель, но и осведомители инспектора Бонни (37), быстро просекшего, что Сименону дурят голову. Литератор грешил доверчивостью, ищейка — подозрительностью. Не веря, что Барон просто развлекается, Бонни 30 марта положил конец газетной «Шехерезаде», арестовав де Люсса и марсельских «крестных отцов» Карбоне и Спирито (50) по подозрению в убийстве Пренса. Сенсация лопнула быстро — троицу пришлось отпустить. Карьера Бонни была загублена, в отличие, что удивительно, от карьеры Сименона. По слухам, ему устроили «темную» криминальные «друзья», но обвинения в нарушении журналистской этики быстро заглохли, а читатели его простили.