Виктор Калитвянский
Француз
Вот, говорят, где родился, там и пригодился. Это всё верно, всё так и есть. Отец мой сказывал, что его дед почитай всю жизнь просидел в нашей деревне. Только раз в Покровское выбрался, на ярмарку, да и то – ногу сломил и провалялся на палатях весь сенокос и ещё аж до третьего спаса…
А вот, бывает, братцы мои, совсем наоборот. Это я вам говорю, орловский мужик Иван Журавлев. Я полмира обошёл, а помирать господь бог возвратил на родину, в Липовицу. Липовица – это наша деревня. Она там, за гребнем. Вон, коровник, видите? Коровник, а рядом сарай. А мимо – дорога бежит наверх. По этой дороге колхозная машина за молоком приезжает…
Пауза.
Я всегда, сколько себя помню, любил на этом пригорке сиживать. И мальчонкой, еще до революции, и потом, когда в Липовицу вернулся через тридцать с лишком лет. Сидишь тут, а вся округа как на ладони. Бывало, после воскресной службы все наши – домой, а я, наоборот, – мимо кладбища да под липу. Сяду – и глазею во все стороны. Вон, по левую руку, пруд в низинке, а за ним луг… А по правую руку – поле ржаное… А вон стрижи полетели над землей… Низко-низко! Прямо рай земной: солнышко греет, ветерок холодит… И дух от земли такой, что не надышаться. И вот, сижу так, пока наш колокол не подаст голоса… Хорошо!
Как-то раз я так вот сидел – да как затяну свою любимую, про двенадцать разбойников и атамана Кудеяра. А меня кто-то – хвать за ухо. Гляжу, а это отец Григорий, наш батюшка. Ты, говорит, чего тут покойников пугаешь, кто тебя такому выучил? А я ему – так то бабуня, она у нас без песни шагу не ступит… Коли так, говорит батюшка, будешь у нас на клиросе петь. Ну ладно, стал я петь на службах – верую там, единородный сыне или великую ектенью. Сначала мне понравилось, а потом скучно стало со старушками, да и ребята меня поддразнивали.
Так вот, до революции никакого коровника там не было, да и колхоза, понятное дело, тоже. Зато располагался наш хутор, журавлевский, по нашей фамилии. И этот самый сарай… который рядом с коровником… то была наша мастерская. Её, мастерскую, отец с моими братьями поставили, когда я ещё пешком под стол хаживал…
В этой самой мастерской мы колеса для телег мастерили, колёсные пары. Себе и на продажу. И когда я приехал в Липовицу, в пятьдесят четвертом году, председатель мне и говорит: коли ты, Француз, наш, липовецкий, и сарай ваш, семейственный, то и живи там, чего уж…
Вы, конечно, спросите, а почему тебя, меня то есть, Французом кличут? Длинная эта история. Даже не знаю, браться ли рассказывать…
Вон, видите, по дороге из Липовицы человек идет? Видите? Далёко, но разобрать можно… Женщина. Юбка на ней и платок на голове. Как без платка в такую-то жару… Это племянница моя. Она ко мне идёт, повидаться. Давненько мы с ней не видались, с родительского дня. Она младшенькая среднего моего брата. Нас было трое у отца с матерью, братья мои старшие и я. Мы крестьянским трудом жили да ещё ремесленным. Ну, пока можно было… А как братьев в ссылку погнали со всем семейством, они младшенькую-то свою возьми да оставь родне. Осень была, зима на носу, холодно, мало ли… Как в воду глядели.
Ну вот, пока она идёт, племянница, мы с вами успеем договорить. Она еще к бабам в коровник заглянет, потолковать о том о сём, а потом уж сюда, ко мне…
До семнадцати годов жил я в округе безвылазно, только в Покровское ездил с отцом или братьями, в базарный день колеса возили. Занятие это колёсное завелось в нашем семействе, как дед мне сказывал, сразу после того, как царь-освободитель волю дал. Так и повелось, кто – в поле, а кто – на колеса. Мужики, понятное дело. Бабы что – они на подхвате: детишки, поесть приготовить и всё такое прочее.
Вот и я пошёл по этой части, по колёсам. Уж не знаю, почему так вышло. Дед говорил, что всегда у нас кто-то находился, чтоб это колесное занятие не пропадало. И ты, говорил дед, из таких. Ну, а мне-то что?
Так что старшие мои – в поле, а мы с отцом – в мастерской. Дело нехитрое, коли его освоишь. Тут, главное, чтоб матерьял был подходящий. Хоть у нас деревня и Липовица, но липа на колёса не годится, мягка больно. Тут нужен ясень или на крайний случай – дуб. Раньше, при старом режиме, да не при последнем царе, а до того – матерьял сами заготовляли. Но потом ни ясеня, ни дуба в округе нашей не сыскать стало, так что заготовки на ярмарке покупали.
И вот я, значит, целый день в мастерской, а старшие – в поле. Возвращаются – и меня давай допекать: дескать, катаешься тут на колесиках, а мы тебя – корми…
А я им: ещё неизвестно, кто кого кормит, вот на Покров сочтём, где барыш главный будет: на колесах или на ржи да на овсе…