«Наоборот, обычные, - скажу я ему, - я их поймал в близлежащем пруду шесть лет назад. Это караси. На мой пятидесятилетний юбилей жена решила мне сделать подарок - аквариум, я же водяной человек. Ну, я пошёл и наловил в озере карасей, посчитал, что это будет лучше, чем покупать каких-то там гупий. Напускал их полный аквариум, но караси не гупии, жена замоталась убирать за ними, никакой фильтр с очисткой воды не справлялся. Пришлось почти всех их выпустить, оставили только двоих. Остальных я отвёз в реку в то самое место, где мы были с тобой на рыбалке. Жарить жена их мне не дала, они уже стали как члены семьи. Постучит она бывало по аквариуму, а караси выставят свои мордочки и смотрят на нас через стекло, ждут, когда корм начнём им бросать… Интересно всё-таки…живая тварь и понимающая. Эти двое у нас уже седьмой год живут. Мне даже любопытно, сколько они вообще протянут…».
Караси, будто слышат наш разговор и понимают, что он о них. Они начинают резвиться и брызгаться водой…
После карасей мы плавно переходим к обсуждению французских СМИ, потом наших, не забываем про бесплатную медицину: у них и у нас, про судьбу «Мистралей», Южный поток, жизнь фермеров в Бретани и, наконец, заканчиваем нашими малыми предприятиями.
Раздухарившись, я говорю:
«Не верь, если кто-то из наших патриотично настроенных граждан будет уверять тебя, что западные санкции на нас не повлияли. Повлияли, и ещё как. Мы стали жить беднее».
«Ты критикуешь Россию»? - удивляется Ирван.
«Мне можно, я русский и я здесь живу, но вы в Европе делайте это аккуратно. И с американцами не очень то заигрывайте. В своё время, когда я работал на Севере, они в Европе устанавливали свои «Першинги». Тогда у меня шеф-инженером работал немец из Эссена, Буркхард. Он мне говорил такие слова…
- Это плохой контракт, - говорил он, имея в виду размещение «Першингов» в Германии, - американцы не знают, что вас, русских, не победить…
И пояснял:
- При таких минимальных потребностях, как у вас, вам никакие трудности не страшны…
На счёт потребностей, я теперь с ним не согласен, - говорю я Ирвану, - но выводы, сделанные немцем тогда, отрицать не стану…Нас, русских, победить нельзя…если, конечно, мы сами этого не сделаем…».
Слово за слово, обсуждение перескакивает с немцев и американцев на мою будущую пенсию, и на её размер, который почему-то окажется в два раза меньше, чем у румына.
«Но ты ведь её получишь в 56-ть, - парирует француз, - а когда я её получу, я даже не знаю. Может в 65-ть, может, в 67-мь, а, может, и в 70-т, но ни на йоту раньше. И пусть я оставшиеся дни буду работать на Луне, а не как ты, на Севере. А ты уже сейчас станешь свободным человеком и сможешь заняться, чем пожелаешь…».
«Ладно, не переживай, - говорю я, - давай лучше обсудим вашего Жерара Депардье. Он ведь теперь стал русским, много пьёт, и спьяну принял наше гражданство…»…
Но Ирван не разделяет моей иронии, он серьёзен. Он рассказывает мне о жизни Жерара, о том, что этот человек сделал себя сам, а это не так просто.
«В шестнадцать лет Депардье убежал из дома, - рассказывает он, - и потом долго скитался по разным подворотням. Приютили его в каком-то театре. Толком он тогда ни читать, ни писать не умел, был полуграмотным. Но жажда кем-то стать пересилила в нём всё. Он учился читать и писать по-французски, заучивая наизусть театральные роли. Работал днями и ночами, не покидая театра и питаясь, чем придётся.
Обыкновенный пьяница никогда не добьётся таких высот, - говорит мне Ирван, и надо признаться, говорит убедительно, - для меня Жерар, прибавляет он, – это символ Франции…».
С обсуждения Депардье мы переходим на другую тему – вечную. Мы говорим о любви…
Пока Ирван, уже в который раз рассказывает мне, как он оказался в Таиланде и как переживал тогда, я …
Часть V. Глава VII.
О Любви.
….Я вспоминаю, как мы сидели с ним однажды на диване и слушали музыку. Перед приездом Ирвана я купил СиДи диск «Сто лучших песен на французском языке». У меня и до этого была не плохая подборка французских песен: Джо Дассен, Ив Монтан, Мирей Матьё, Далида, Эдит Пиаф, все на одном диске. Я даже некоторые выучил наизусть. Но, как это водится у нас, русских, перед самым приездом Ирвана, диск этот куда-то делся. Осталась от него только красивая обложка. Искать его я не стал, пустое занятие, тем более, я знаю, что когда француз уедет, он сам найдётся. Поэтому за день до приезда французского гостя, я побежал в киоск и купил себе новый диск. Ирван потом похвалит меня за хороший вкус, но на самом деле я куплю то, что там было…
И вот мы сидим с ним и слушаем Мишеля Фугена, его «Бэлль истоар - Красивую историю».
«Тот не француз, кто не знает этой песни, - говорит он мне, - это старая вещь».
«Потом ты мне её переведёшь»? - прошу я его.
«Сам переведёшь, там нет ничего сложного. Все песни о любви одинаковые».
И тут я вспоминаю, о чём узнал лишь недавно (хотя французский изучаю уже третий год подряд), во французском языке любовь – мужского рода. Я даже из-за этого расстроился. Как это так, любовь – это он. Конечно же, она – безумная, всепоглощающая, прекрасная и …т. д. и т. п.
Я говорю об этом Ирвану.
«Ничего, всё нормально, - отвечает он, - любовь мужского рода. Это в порядке вещей».
«А на других языках, какого рода она будет, - интересуюсь я, - не знаешь»?
Француз какое-то время соображает, потом выдаёт:
«На испанском «амор» тоже мужского, на немецком «либе» вообще среднего, - и прибавляет, вопросительно глядя на меня, - а какая может быть любовь у женщины? Это чисто мужское понятие».
«Очень интересно», - думаю я, но вслух ничего не произношу и тут вспоминаю, что он так и не дозвонился до своей жены...
Но вот все темы исчерпаны, разговоры окончены, даже о любви, и мы идём спать. В кровати я долго ворочаюсь, сон не идёт ко мне, зато лезут в голову разные мысли. Мне припоминается, как я предлагал французу надеть на рыбалку кепку с символикой ЛДПР, которую мне незадолго до этого подарили. Я говорил ему, что там никого не будет, и никто тебя в ней не увидит, и кепка новая… но Ирван откажется это сделать наотрез. Я улыбаюсь этим моим воспоминания, которые уже сменяются видениями, не совсем реальными…