Предложив Магали пройти в глубину помещения, он завел ее в свой малюсенький – по сравнению с обширной лабораторией – кабинет. Там повсюду громоздились книги, их башенки возвышались на его письменном столе, ряды заполняли стенные книжные шкафы – подарочные издания большого формата с прекрасными иллюстрациями по архитектуре и крошечные книжки в бумажных переплетах, на обложках которых значились славные имена, вроде Превера и Аполлинера[13]. Лэптоп притулился на краю стола, а в центре лежала какая-то отпечатанная рукопись с небрежно брошенной сверху ручкой, видимо, оставившей на странице редкие корректирующие поправки. Здесь тоже царили доносившиеся из лаборатории ароматы: клубники, абрикоса, горячих сладостей и сдобы. Живот Магали подвело от голода, о съеденной шоколадной ведьмочке уже не осталось и воспоминаний.
Он повернулся, остановившись рядом с ней у стола, отчего кабинет стал казаться еще меньше. А сама Магали показалась себе чуть ли не дюймовочкой. Даже на своих четырехдюймовых каблуках она едва доставала ему до плеча.
До его широких плеч. Он был не просто высоким. Он был внушительным и крупным мужчиной. Крепкие руки, сильные запястья и большие квадратные ладони. Свободная поварская куртка скрывала торс, и Магали попыталась представить, что под ее полами скрывается брюшко. Хотя для мужчины с брюшком у него были слишком заостренные и четко очерченные скулы и подбородок.
Ей вдруг захотелось, чтобы он расстегнул куртку. Просто, чтобы точно узнать, что же скрывается под ней. Они стояли, едва не касаясь друг друга, и он ужасно пристально смотрел на нее.
Укрепив свой дух высокими каблуками, она расправила плечи и ответила ему гордым взглядом.
– Меня зовут Магали Шодрон.
Он улыбнулся в ответ. Сердечность этой улыбки превратила его глаза в небесную лазурь и словно пробежала по ней как кошачий язычок, слизнувший сметанку.
– Enchantй, Mademoiselle Chaudron[14], – проворковал он таким тоном, будто она действительно очаровала его.
– Из «Волшебной избушки», – добавила она.
С легкой заминкой он все же сложил два и два.
– Ах вот что! – Он вновь порывисто взял и пожал ее руку.
Потрясенная правая рука невольно сжалась от удовольствия. А левая – вяло прижалась к ноге.
– Так мы, значит, будем соседями.
Его глаза сверкнули, оживленные этой новой мыслью, быстрый пылкий взгляд опять пробежал по ее телу, и с выражением сдержанной вежливости вернулся к лицу. Но все существо Магали мгновенно откликнулось приливом неожиданной чувственности. Смутное любопытство, казалось, упорно разгоралось в ней, возбуждая самые интимные места, встрепенулись скрытые под шелком туники соски грудей, но еще острее возбуждение ощущалось в сокровенном лоне, и она с неловкостью ощутила жесткость центрального шва словно вдруг ставших ей тесными брюк. «Что, интересно, он видит, глядя на меня?»
– Надеюсь, что нет, – решительно ответила она, и сердечное тепло его глаз подернулось легкой дымкой.
– Пардон? Простите, не понял, что…
Она попросту не могла вымолвить смиренную просьбу. И с некоторым удивлением услышала собственный звонкий и невозмутимо спокойный голос:
– По-моему, вы совершили ошибку, задумав перебраться на этот остров.
Поза Филиппа осталась неизменной, но сам он вдруг весь напрягся, и мощное ощущение его силы заполнило атмосферу тесного кабинета. Доброжелательные мгновение назад глаза взглянули на нее уже совершенно по-другому: точно оценивая и отвергая столь пустяковый вызов.
Она вспыхнула от ярости.
Равнодушие. Пренебрежение. Гнев передался рукам, они зачесались, готовые сжаться в кулаки и выбить из него мнение о ее ничтожности. Костяшки пальцев Магали с силой прижались к бедрам.
– Полагаю, вы не понимаете, насколько мы там популярны. Люди со всего города… со всего мира приезжают в наше кафе. Это… особый интерес.
Как же заставить его осознать, что они исключительны в своем роде, если он сам не понимает, не чувствует этого?
– Какое очаровательное совпадение, – сухо произнес он. – Они также стремятся и в мою кондитерскую.
Он смотрел на нее с высоты своего роста, красивая грива каштановых волос мягкими локонами вилась вокруг шеи. Безупречное произношение выдавало его принадлежность к привилегированному обществу, а в отрывисто брошенных словах сквозило высокомерие.
13
Жак Превер (1900–1977) – французский поэт и сценарист; Гийом Аполлинер (1880–1918) – псевдоним французского поэта польского происхождения Гийома Аполлинария Костровицкого.