Магали вступила на тот самый тихий остров, где ее тетушки жили уже без малого сорок лет. Никуда не переезжая. Там находился их дом, и они жили в нем с неизменным удовольствием. Они приготовили для Магали квартирку – на шестом этаже над маленьким кафе, имея явное намерение сделать ее своей наследницей, чтобы дать ей возможность вечно продолжать их дело. Вечность не имеет окончания. На то она и вечность.
На этом острове недавно ошеломившая ее суета и спешка Парижа, казалось, исчезли бесследно. Вокруг нее вздымались вековые каменные дома, не взбиравшиеся выше восьми этажей, включая одно здание с покатыми шиферными крышами. С медлительной осторожностью мимо катились редкие машины, вежливо объезжая пешеходов, свободно гуляющих посередине улицы, люди задирали головы, разглядывая старинную резьбу на стенах, или присматривались к своеобразным товарам, выставленным в витринах магазинчиков. Время, казалось, укрыло этот остров своим волшебным плащом: и все здесь прониклись идеей неспешной жизни, ведь все время принадлежало этому острову, и оно не собиралось никуда подеваться в ближайшем будущем. Магали почувствовала, что попала в родственный мир. Тот самый, который не захочет покинуть, и поэтому никто не смел испортить или отнять его у нее.
Во всяком случае, до тех пор, пока Филипп Лионне не вознамерился лишить ее этого тихого уголка.
И с его появлением изменилось и само время.
Газеты объявили дату планируемого открытия его кондитерской: пятнадцатое января, после рождественской суеты. Островитяне затопили «Волшебную избушку» огромными волнами жалости, ежедневно заполняя их кафе и обещая хранить верность с таким пылом, словно считали Магали наивной дурочкой. Никто и не вспомнит о них, если переменчивая жизнь сделает крутой поворот. Она просто не понимала, как вести себя в этой реальности, и предпочла бездействие, хотя мир вокруг нее мог все-таки измениться.
Магали делала все возможное, чтобы те последние три месяца прошли наилучшим образом, стремясь пополнить хозяйственные запасы так, чтобы их хватило еще по крайней мере на полгода вне зависимости от того, много ли клиентов они потеряют. Она готовила свой шоколад с такой самоотрешенностью, что тетушки начали озабоченно поглядывать на нее.
– Магали, как можно так исхудать, имея дело с шоколадом? Что с тобой происходит? Милочка, тебе не обязательно стараться потрясти всех, чтобы аромат твоего напитка долетел аж до самого Тимбукту. Тебя уже и так нахваливают, передавая похвалы из уст в уста. Так что скоро к нам обязательно залетит какая-нибудь принцесса прямо из Тимбукту. Не переживай и успокойся.
Разумеется, у этих женщин, умудрившихся прожить на одном месте почти сорок лет, могло сложиться обманчивое чувство безопасности.
Чуть дальше на их улице вокруг фасада одного дома уже кипела бурная жизнь, рабочие сновали туда-сюда, убирая строительный мусор, и вскоре чистая роскошь нового заведения начала заражать своими сияющими лучами спокойное тихое окружение. Даже их самые преданные друзья на острове, предвосхищая скорое открытие этой фирменной кондитерской, порой заглядывали в ее окна, горя желанием хоть мельком увидеть грандиозные интерьеры: с лепными львами, с полированными колоннами зеленого мрамора, увитыми бутонами роз. И с выставочными витринами… О, разумеется, даже пустые витрины поражали взгляд своими легкими, но очень изящными изгибами. Какая же затейливая выпечка вскоре заполнит их, явив миру прекрасные драгоценные десерты, в недрах этого сказочного чертога?
Над входом водрузили и вывеску с его именем. «Лионне». Золотое фирменное клеймо на фоне дымчато-зеленого фасада явно претендовало на господство на этой улице.
Иногда их пути пересекались. Филипп появлялся в кондитерской, чтобы дать нужные указания рабочим, приглядывал за соблюдением графика работ. Он смотрелся крайне озабоченным и целеустремленным – в джинсах, кашемировых свитерах и дубленках из овчины. Лев, вырядившийся в шкуру убитой овечки, – весьма подходящая маскировка. Магали бросала на него ледяные взгляды, даже не переходила на его сторону улицы и, заметив его приветственный поклон, быстро удалялась еще до того, как он успевал перейти на ее сторону. Впрочем, видимо, он и не собирался догонять ее. Он просто поворачивал голову и смотрел ей вслед странным, донельзя удрученным взглядом.
К Рождеству он прислал им коробку своих непревзойденных восхитительных макарун. Подобно шкатулке с драгоценностями, ее открывали с такой осторожностью, будто внутри могла притаиться гадюка, но обнаружили лишь удивительные миндальные пирожные, окрашенные в тона изысканных самоцветов: рубина, оникса, янтаря, нефрита и изумруда.