С этим Франция предстала перед миром «образцом борьбы за идеал». Так она открыла перед народами «ворота жизни». Французский солдат явился для мира «солдатом цивилизации». Согласно этому представлению, он должен был победоносно разогнать «орду варваров». В интересах мира все цивилизованные народы в сознании этой высокой миссии должны принять участие в «сражении против современной формы варварства», что должно стать их «моральным долгом». С обратной стороны медали для награждения французских воинов находились слова: «За цивилизацию 1914-1918». Историческим смыслом был насыщен абсолютно бессмысленный девиз: «Французская либеральная демократия, поборница идеи 1789г. против абсолютистски управляемой Пруссо-Германии». В монархической Пруссии всё-таки было, по крайней мере, такое же либеральное правовое государство, как во Франции. Известно, какие обширные основополагающие требования французской революции были приняты в буржуазно-либеральной конституции.
Хотя Франция в полевых сражениях 1813/1815гг. понесла поражение, однако прусское государство после победоносной войны застряло в своем реформировании. Идеи поставлялись немецкому либерализму и широко воплощались в Пруссии через конституции отдельных государств /Германия была тогда территориально раздроблена – И.Б./. Либеральная буржуазия переняла в Германии французские революционные идеи, используя их в борьбе против государства, и законодательно закрепляя в конституции главные принципы французских революционных требований. Результатом стало покоящееся на конституционном праве и насильственном расчленении правовое государство XIX столетия. В этом правовом государстве ослабел король как орган государственной власти. Все понятия о свободе и собственности граждан могли воплощаться только путем закона, через участие буржуазии в парламенте. Само управление происходило на законодательной базе. При каждом вмешательстве /также неправомерном/ в область свободы и собственности нередко возникала растерянность и необходимость обращения к независимому суду. Это правовое государство сохранялось также в период войны /Первой мировой войны – И.Б./. В немецких судах дебатировались вопросы правовых гарантий отдельных граждан, в то время как во Франции правовое государство с начала войны утратило законодательную силу, а Фош и Клемансо фактически ввели военные суды, заступившие место гражданских судебных органов.
При некотором умении можно было постоянно использовать французский лозунг: «Борьба против прусского абсолютизма во имя идеалов 1789г. – свободы, равенства и справедливости». Согласно представлению французской республики, Пруссо-Германия, была государственной формой монархии. Немецкая императорская власть, представляя собой олицетворение современного абсолютизма, могла привести мир к традиционно-легитимному продолжению прусской королевской политики, как это было в 1792г. в борьбе против французской революции. В этой ситуации Франция хотела применить революционные идеи 1789г., с которыми она, однако, ни в малейшей степени больше не имела дела, но они давали в руки Франции удобные аргументы. Упомянутая Пруссо-Германия слыла в своем внутреннем устройстве прототипом нового абсолютизма, из чего можно было сделать внешнеполитические выводы. Построенная изнутри на жестокой власти Пруссия должна была использовать эту власть также против своих соседей. Она установила право, не признающее договоров, и рассматривала войну как средство, ведущее к цели, согласно которой весь мир должен быть порабощен, и всё это рассматривала как божью заповедь. Поэтому необходимо было противостоять «врагам цивилизации, справедливости, свободы и человечности». Против этого абсолютизма Франция приводила аргументы, почерпнутые из времен борьбы французской революции против абсолютистских государств.
Таким образом, вся французская пропаганда была приспособлена к работе перед миром и противостояла противнику, который был охарактеризован как абсолютное зло, в необходимости уничтожения которого мир должен быть убежден. Сила пропаганды направлялась прежде всего против Пруссии. Пруссию считали, как это понималось в XIX веке, государством, которое с помощью муштры и грубой силы приобрело господствующее положение над немецкими государствами, и с ее вызывающим отвращение духом намеревалось проникнуть во всю в целом высококультурную Германию. Как заявил германист из Сорбонны Шарль Андлер (7), с этой Пруссией Германия получила «неспособность понять достоинство и свободу народов, которая обнаруживается при контакте или конфликте с ней». Согласно французским представлениям эта Пруссия еще жила в состоянии, характерном для Времен Священного Союза. Она была «государственной машиной Фридриха Великого» /П.Готье, «Немецкий менталитет в войне», 1916г./. При непосредственной помощи милитаризма и прусской государственной бюрократии Пруссия сохранила свое господствующее положение в Германии. Этими средствами она внутриполитически порабощала Германию и ее союзников, а внешнеполитически – мир. Прежде всего, Австро-Венгрия рассматривалась как зависимая от империализма Немецкого Рейха и непосредственно Пруссии. Прусский дух инфицировал немецкое чиновничество, угнетавшее другие нации. Поэтому прусский милитаризм есть «единственный враг цивилизованного мира». Он является «Антифранцией» /Хуберт Бурже, «Почему Франция фактически находится в состоянии войны?», 1914г./. Этот милитаризм, как великая опасность для свободной совместной жизни народов должен быть уничтожен. Против него Франция ведет борьбу. Она сражается поэтому «за идеал справедливости и братства, за республику и ее вечное будущее, за честь и прогресс» /там же/.