Еслибы оба были искренни, то скоро согласились бы. Одинъ сказалъ бы другому: скажите мнѣ настоящую цѣну, и я въ свою очередь сдѣлаю тоже. Послѣ этого они разстались бы, ничѣмъ не кончивъ дѣло, еслибы одному не удалось убѣдить другаго, что онъ цѣнитъ невѣрно и ошибочно. Ни въ какомъ случаѣ они не старались бы перехитрить другъ друга – продавецъ, разсчитывая, что его товаръ необходимъ, а покупщикъ, предполагая, что продавцу необходимо вернуть свой капиталъ. Если разсматривать такой разсчетъ съ точки зрѣнія добросовѣстности, онъ окажется съ обѣихъ сторонъ безчестнымъ и столь же позорнымъ, какъ всякая ложь. Слѣдовательно, законъ предложенія и спросане можетъ быть непогрѣшимымъ, потому что въ немъ почти всегда сталкивается двойное плутовство.
Во избѣжаніе этой низости, которая нестерпима всякому великодушному сердцу, нѣкоторые негоціанты и фабриканты уклоняются отъ спора предложенія и спроса; не будучи въ состояніи ни лгать, ни переносить обманъ, ни подвергаться обвиненію въ запрашиваніи, они продаютъ по неизмѣнной цѣнѣ; отъ васъ зависитъ брать или не брать. Придетъ ли ребенокъ или взрослый человѣкъ – съ нихъ спросятъ одинаковую цѣну; здѣсь всякій обезпеченъ неизмѣнностью цѣны.
Очевидно, чтобы продавать по неизмѣнной цѣнѣ, нужно больше добросовѣстности, и такая продажа имѣетъ больше достоинствъ, чѣмъ продажа съ торгомъ. Предположимъ, что всѣ негоціанты и производители дѣйствуютъ такимъ образомъ, – и вотъ у насъ взаимность въ предложеніи и спросѣ. Продавая по неизмѣнной цѣнѣ, можно конечно ошибиться въ стоимости товара; но замѣтьте, что такого продавца сдерживаетъ съ одной стороны конкуренція, а съ другой – просвѣщенная свобода покупателей. Всякій товаръ недолго продается свыше своей настоящей цѣны; если мы видимъ противное, то ясно, что по какой нибудь причинѣ потребитель не вполнѣ свободенъ. Еслибы этого не было, то много выиграли бы и общественная нравственность, и правильность сдѣлокъ; дѣла пошли бы лучше для всѣхъ. И знаете ли, что было бы слѣдствіемъ такого принципа? Конечно, богатства накоплялись бы не такъ быстро и не сосредоточивались бы до такой степени въ однѣхъ рукахъ; но въ то же время было бы меньше банкротствъ, меньше случаевъ раззоренія и отчаянія. Страна, гдѣ не разсчитывали бы на ажіотажъ, гдѣ всякій предметъ продавался бы за настоящую свою цѣну, разрѣшила бы двойную задачу цѣнности и равенства.
И такъ, я говорю, не робѣя: въ этомъ дѣлѣ, равно какъ и въ дѣлѣ страхованія, общественное сознаніе требуетъ обезпеченія, требуетъ болѣе точнаго опредѣленія въ области науки и преобразованія въ торговыхъ нравахъ. Къ несчастью такой реформы можно достигнуть только при иниціативѣ, превышающей всякую индивидуальность, a свѣтъ состоитъ по большей части изъ людей, которые вопятъ про утопію при первой попыткѣ внести свѣтъ въ темные закоулки науки или прикоснуться топоромъ къ корню меркантилизма, которые жалуются на стѣсненіе свободы, когда грозятъ мошенничеству и двоедушію.
ГЛАВА VIII.
Приложеніе принципа взаимности къ труду и заработной платѣ. – О честной торговлѣ и ажіотажѣ.
До революціи 89 года и общество, и правительство, основанные оба на принципѣ власти, были облечены въ форму іерархіи. Въ противоположность чувству равенства, которымъ такъ обильно Евангеліе, сама католическая церковь освящала эту лѣстницу общественныхъ положеній и состояній, внѣ которой представляли себѣ только хаосъ. Въ церкви и въ государствѣ, въ экономическомъ и въ политическомъ мірѣ господствовалъ законъ, не возбуждавшій протеста и считавшійся выраженіемъ истинной справедливости – законъ всеобщаго подчиненія. Законъ казался столь разумнымъ, столь божественнымъ, что не возникало ни малѣйшаго протеста, а счастье все таки не давалось. Всѣмъ было плохо: работникъ и крестьянинъ, получавшіе самую ничтожную заработную плату, жаловались на жестокость буржуа, дворянина или аббата; буржуа, несмотря на свои хозяйскія права, на свои привиллегіи и монополіи, жаловался въ свою очередь на налоги, на притѣсненія своихъ собратій, гражданскихъ и духовныхъ властей; дворянинъ раззорялся и, заложивъ или продавъ свои имѣнія, бывалъ принужденъ искать спасенія въ милости государя или въ собственной проституціи. Всякій искалъ, просилъ улучшенія своей горестной судьбы: кто просилъ прибавки жалованья и задѣльной платы; кто увеличенія барышей; кто требовалъ сбавки арендной платы, которую другой наоборотъ находилъ недостаточною; громче всѣхъ вопили и жаловались аббаты, землевладѣльцы и откупщики, т. е. люди, одѣленные лучше другихъ. Словомъ, положеніе было невыносимо оно разрѣшилось революціею.
Съ 89 года въ обществѣ совершился громадный переворотъ, a положеніе, повидимому, все таки не улучшилось. Больше чѣмъ когда либо люди нуждаются въ хорошей пищѣ, въ хорошемъ жилищѣ, въ хорошей одеждѣ и въ уменьшеніи работы. Рабочіе соединяются и дѣлаютъ стачки, чтобы добиться уменьшенія рабочихъ часовъ и повышенія платы; хозяева, принужденные, повидимому, уступить съ этой стороны, прибѣгаютъ къ экономіямъ въ производствѣ въ ущербъ качеству товаровъ; даже дармоѣды начинаютъ жаловаться, что имъ невозможно прожить доходами съ своихъ прибыльныхъ мѣстъ.
Чтобы добиться уменьшенія работы, которой они притомъ еще должны добиваться, чтобы возвысить задѣльную плату и успокоиться на сносномъ status quo, рабочіе соединяются не противъ однихъ только предпринимателей; въ нѣкоторыхъ мѣстахъ они соединяются противъ конкурренціи работниковъ–чужестранцевъ и не допускаютъ ихъ въ свои города; они единодушно возстаютъ противъ употребленія машинъ, принимаютъ мѣры противъ допущенія новыхъ учениковъ и, чтобы добиться своего, наблюдаютъ за своими хозяевами, запугиваютъ ихъ, учреждая надъ ними невидимую, неодолимую полицію.
Съ своей стороны хозяева не остаются въ долгу въ отношеніи рабочихъ: тутъ идетъ борьба капитала съ наемщиною, борьба, гдѣ одолѣваютъ туго набитые кошельки, а не густыя массы. Кто легче перенесетъ остановку работы – сундукъ ли хозяина или желудокъ работника? Теперь, когда я пишу эти строки, въ нѣкоторыхъ частяхъ Великобританіи идетъ такая ожесточенная борьба, что возникаетъ опасеніе, какъ бы свободный обмѣнъ, изобрѣтенный для торжества англійскаго капитализма, великой англійской промышленности, не обратился противъ самой же Англіи, гдѣ ни народъ, ни общественный строй, ни рабочія массы не одарены тою упругостью, которою они отличаются во Франціи.
А надо бы пособить горю, надо бы отыскать лекарство противъ этого недуга. Что же говоритъ наука – я разумѣю науку оффиціальную? Ровно ничего: она твердитъ свой вѣчный законъ предложенія и спроса, законъ совершенно ложный въ своемъ теперешнемъ смыслѣ, совершенно безнравственный, годный только на то, чтобы упрочить побѣду сильнаго надъ слабымъ, богатаго надъ бѣднымъ.
Посмотримъ, не пособитъ ли намъ въ этомъ дѣлѣ взаимность, къ которой мы уже прибѣгали, чтобы преобразовать страхованіе и исправить законъ предложенія и спроса. Какъ примѣнить ее къ труду и платѣ?
Когда, при наступленіи зимы въ лѣсистыхъ странахъ приходится рубить лѣсъ, крестьяне собираются всѣ вмѣстѣ отправляются въ лѣсъ; одни рубятъ деревья, другіе дѣлаютъ вязанки изъ хвороста, a дѣти и женщины подбираютъ щепки; потомъ, раздѣливъ все на кучи, бросаютъ жребій. Это называется соединеннымъ трудомъ; если хотите, это можно назвать ассоціаціею; но мы хотимъ не того, и не то разумѣемъ мы, говоря о приложеніи взаимности къ труду и платѣ.
Выгорѣла цѣлая деревня; всякій жертвовалъ собою, чтобы отвратить несчастіе; общими силами спасли нѣсколько вещей, кое что изъ провизіи, скота, орудій. Прежде всего надо приняться за постройку жилищъ. Жители снова соединяются, дѣлятъ между собою трудъ; одни копаютъ новые фундаменты, другіе принимаются за постройки, третьи берутъ на себя плотничью и столярную работу и т. д. Всѣ работаютъ вмѣстѣ, и дѣло быстро подвигается, такъ что вскорѣ каждое семейство можетъ возвратиться въ свой увеличенный и украшенный домъ. Такъ какъ всякій работалъ за одно съ другими и всѣ работали на всѣхъ, такъ какъ помощь была взаимна, то трудъ носилъ на себѣ нѣкоторый характеръ взаимности. Но эта взаимность могла проявиться только при одномъ условіи и при временномъ сліяніи всѣхъ интересовъ, такъ что и здѣсь мы видимъ скорѣе временную ассоціацію, чѣмъ взаимность.
И такъ, для полной взаимности нужно, чтобы каждый производитель принималъ извѣстныя обязательства въ отношеніи къ другимъ, которые съ своей стороны обязались бы къ тому же въ отношеніи его, но въ то же время вполнѣ сохранялъ бы совершенную независимость дѣйствій, свободу поступковъ и индивидуальность предпріятій, потому что по самой своей этимологіи взаимность состоитъ не въ группированіи силъ и не въ сообщности работъ, a скорѣе въ обмѣнѣ услугъ и продуктовъ.