— Да, призываю. В жизни всякое случается. Радоваться надо, а не вопить.
— Чему радоваться?
— Тому, что у тебя появилась дочь, к тому же приятной наружности.
Взгляды Екатерины Алексеевны и Лизы встретились.
Если первая в силу своего женского опыта и не думала отводить глаза, то вторая не продержалась и мгновения.
— Благодарю, — произнесла гостья, отведя глаза в сторону.
Столь неожиданно проявленное со стороны хозяйки дома благородство отрезвляюще подействовало и на главу семейства. Вздохнув, при этом сникнув до неузнаваемости, Владимир Николаевич, по привычке растопырив пальцы как грабли, провёл теми по волосам.
— Так! Всё! Я должен. Нет. Я обязан со всей присущей мне ответственностью заявить о том, что никогда ни в какие интимные связи с другими женщинами не вступал и вступать не собираюсь. Потому, вывод может быть один, коли не было измены, детей тоже не могло быть. Я ясно излагаю?
— Ясно, — с теплотой во взгляде и абсолютным спокойствием в голосе проговорила Екатерина Алексеевна. — Но Лиза здесь и это факт.
— Вижу, что здесь, но она не моя дочь.
— Тогда, чья?
— А мне почём знать? Главное, что не моя.
Екатерина Алексеевна взяла в руки заварочный чайник.
— Выпей чая. Пока будешь приходить в себя, я позволю себе сказать несколько слов. Только прошу, не воспринимай как обвинение. Я, как и Лиза, без претензий. Бог с ней, с изменой.
— Екатерина!
— Тема закрыта.
— Что значит закрыта?
— А то и значит, что речь пойдёт о том, о чём мы оба стараемся не говорить, в то же время раз за разом возвращаемся к мысли — какой бы выглядела наша жизнь, подумай мы в своё время о детях. Так случилось, что Бог не услышал мои молитвы, не дал нам возможность стать отцом и матерью. Так какого лешего рвать нервы сейчас, когда обнаружилось, что у тебя, а значит, и у меня есть дочь. Радоваться надо.
— Так рад. Так рад. Дух захватывает, — в который раз пыхнул гневом Владимир Николаевич. — Только от духа этого ощущение такое, словно все находящиеся в этой комнате, включая меня самого, сошли с ума.
— Разговор не об этом, — глянув на незнакомку, Екатерина Алексеевна вдруг сделалась мрачнее тучи, — вы Елизавета… Извините, не знаю вашего отчества.
— Владимировна.
— Что? — вскочив, Владимир Николаевич выглядел настолько сломленным, что уже был не в состоянии контролировать собственные действия. — Значит так, уважаемая. Или вы говорите, зачем вам понадобилось разыгрывать весь этот спектакль, или я буду вынужден попросить покинуть наш дом?!
Гостья, поднявшись с места, без тени смущения проследовала к выходу.
Она уже была вне комнаты, когда, развернувшись, произнесла: «Вы правы. Мне не нужно было приходить. Прошу простить за столь необдуманный поступок».
Ещё не стих, ищущий приюта звук хлопнувшей двери, а Екатерина Алексеевна уже была на пороге гостиной.
— Так нельзя, Владимир. Надо было разобраться до конца.
— В чём разобраться? В том, что особа эта не моя дочь?
— Не знаю. Лично мне Лиза понравилась. К тому же она может быть замужем, и наверняка у неё есть дети. А коли есть дети, есть риск, что ты в течение одного дня можешь стать и отцом, и дедом.
— Екатерина! — сжав кулаки так, что прожилки между пальцами стали белыми, Владимир Николаевич переживал очередной шквал негодования. — Ты поверила во всю эту чушь?
— Нет, конечно. И знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что слишком хорошо знаю тебя. Когда эта девушка появилась в нашем доме, я сразу поняла, что у неё к нам есть какое-то дело. Какое? Мы должны были догадаться.
— Основание?
— Женское чутьё.
Расположившись напротив, Екатерина Алексеевна, затаив дыхание, глянула мужу в глаза.
— Ты обратил внимание, как она вела себя, когда вошла? Как снимала шубу, шарф? Со стороны казалось, что ведёт естественно и даже несколько самоуверенно, но я видела взор. Он метался из стороны в сторону. Ощущение было такое, словно человек произносил заученный текст, при этом думал о чём-то другом. Дочери, впервые увидевшие отца, так не ведут. Отцовство было предлогом. Главным было желание познакомиться с нами и попытаться понять, что мы за люди. Уверяю тебя, всё то, что здесь происходило — спектакль. Роль, которую отвела себе Лиза, была сыграна из рук вон плохо. Хотя…
Екатерина Алексеевна задумалась.
— А может, я и не права. Она ведь заставила тебя заволноваться? Заставила. Так что ещё неизвестно, кто из нас хороший актёр, а кто плохой зритель.
— Что касается меня, то я не играл.