— Натали, они так рады твоему приходу, так рады, — комментировала Капочка поведение своих собачек, — совсем как дети. Ну и о ком же ты хотела получить информацию?
— Меня интересует семейство Порошиных, в особенности Полина.
— Ну, это проще простого, я сейчас даже фотоснимки принесу, там наверняка Полина найдется. Она ведь большая любительница светских раутов.
Смирившись с тем, что согнать с колен болонок не удастся, я приготовилась внимательно слушать Капитолину, разбиравшую большую коробку с фотографиями. Разыскав нужные снимки, она протянула мне их, указав на Полину, а сама пошла заваривать чай.
Все снимки были групповые, цветные, сделанные, очевидно, обычной «мыльницей» На одном Полина стояла в окружении дам «бальзаковского возраста» на фоне какого-то дворца, на двух других также в окружении людей, но уже на фоне картин. Видимо, последние два снимка были сделаны в художественных галереях.
Полина выглядела именно так, как я себе ее и представляла. Типичная хозяйка художественной галереи, на мой взгляд, непременно должна быть стильной утонченной женщиной, в каком-нибудь умопомрачительном наряде, с длинной сигаретой, желательно в мундштуке, с загадочной улыбкой на лице. Этакая современная Мона Лиза.
Полина просто идеально вписывалась в созданный моим воображением образ. Ее наряды на всех снимках были великолепными, улыбка загадочной, сигареты длинными. Цвет волос и прическа были разными на всех трех фотографиях. Складывалось впечатление, что к каждому новому костюму она подбирала не только туфли, но и прическу. В общем, женщина была эффектной. Однако внешнего сходства с Графиней, как я ни пыталась разглядеть, так и не увидела. По-видимому, Полина была похожа на отца — графа Порошина.
Капитолина Константиновна, накрывая на стол, без умолку говорила о своем новом переводе. Еще во времена нашей с ней совместной работы в «Интере» она зарекомендовала себя превосходным переводчиком художественных текстов. Чепуров привозил из Франции второсортные рукописи никому не известных у себя на родине писательниц, а Капа умудрялась делать из них бестселлеры, которые пользовались огромной популярностью у россиянок. Надо отдать ей должное, переводчиком она была отличным. Вот и новый роман, скорее всего, слабенький, она превозносила до небес.
— Уникальный сюжет, просто конфетка, никакого кровопролития, никаких драк, но динамика, просто закачаешься! — восторгалась Капа, разливая по чашкам душистый чай.
— Не сомневаюсь, что это будет конфетка, но только после того, как вы поработаете с текстом, — сделала я вполне заслуженный комплимент. — А почему бы вам, Капитолина Константиновна, самой не начать писать романы? У вас такой замечательный слог.
Да какой из меня писатель? Я пробовала, но никогда не могу сюжет «закрутить», фантазии маловато. А вот переводы делать люблю, к тому же с удовольствием корректирую чужие тексты. Пока никто не обижался. Меня это вполне устраивает, опять же деньги хорошие имею и на работу каждый день ходить не надо. Но, дорогая, мы отвлеклись, а я ведь о Порошиных много могу рассказать, история этой семьи очень интересная, хоть романы пиши.
Глава 10
Я впервые узнала о семье Порошиных, точнее сказать о графине Наталье Александровне, в свой второй приезд во Францию, это было в начале 1970-х годов. Я тогда работала в системе «Интуриста» синхронным переводчиком, ездила с делегациями, в основном партийными, во Францию.
Однажды сопровождала музыкальную труппу из Филармонии, состоявшую, как на подбор, из одних «божьих одуванчиков». Намучилась я с ними так, что в конце дня без задних ног падала в кровать и засыпала сном праведника. То скрипку в автобусе забудут, то ноты потеряют. Не зря говорят, старый — что малый. И тут как-то вечером подходит ко мне один скрипач, очень почтенного возраста, с просьбой провести с ним вечер. Я от возмущения чуть сознание не потеряла, а он, видимо догадавшись, что я не совсем верно его поняла, шепчет мне, чтобы никто не услышал: «Мне ваша помощь просто необходима». И так умоляюще смотрит на меня, тут я поняла, что он приглашает меня уединиться при всех, чтобы усыпить бдительность нашего сопровождающего из компетентных органов.
Я решила помочь музыканту, тем более что он, несмотря на почтенный возраст, был милейшим человеком, очень остроумным и приятным в общении. Пришлось сделать вид, что я принимаю ухаживания седовласого донжуана Аркадия Михайловича и что мы выйдем из гостиницы прогуляться по набережной Сены часок-другой. Сопровождающий на нашу отлучку никак не отреагировал — мы, к счастью, не представляли для него никакого интереса.
Когда мы вышли на улицу, лжекавалер протянул мне бумажку с адресом и попросил привезти его туда на такси. А тогда валюта была на вес золота, и тратиться на такси было непростительным расточительством. Но музыкант убедил меня, что в данном случае деньги значения не имеют, что он этой встречи ждал много-много лет.
Доехали мы до нужного места минут за 30. Оказалось, что это вроде «Русского дома» — интерната для эмигрантов из России. Аркадий Михайлович много лет мечтал побывать в Париже хоть один денек, чтобы встретиться со своей родной сестрой — единственной родственницей, оставшейся в живых. Во время «окаянных дней», когда вся его семья эмигрировала во Францию, он внезапно заболел тифом. Родители не надеялись, что он выживет, а в семье помимо него было еще двое детей. Они оставили десятилетнего ребенка на попечении родственников, а сами со слезами на глазах сели в поезд, отправлявшийся во Францию.
Мальчик выжил и остался полным сиротой. Кузина отца, на попечении которой его оставили, прожила недолго. Она не смогла привыкнуть к новой власти, лишившись средств к существованию, не выдержала полуголодного образа жизни, подхватила лихорадку и вскоре умерла. Мальчик попал в детский дом, очень похожий на «республику ШКИД».
Естественно, о своем дворянском происхождении никогда никому не рассказывал. В детском доме у Аркаши проявились удивительные музыкальные способности. Он замечательно пел, научился играть на всех имевшихся там музыкальных инструментах. Однако безумно хотел научиться играть на скрипке. Директор детдома, который для Аркаши был как родной отец, всячески поддерживал юное дарование. Раздобыл старенькую скрипку и подарил ее на день рождения любимому воспитаннику. Этот подарок определил дальнейшую судьбу Аркадия Михайловича: он стал скрипачом. Его музыкальная судьба была счастливой, как, впрочем, и личная жизнь. Семья, дети, любимая работа. Что еще для счастья надо?
Однако желание встретиться со своей семьей никогда не покидало его. Как-то раз он попросил своего хорошего друга, работавшего в Смольном, навести справки о родственниках, отбывших после революции во Францию. Естественно, инкогнито. В те времена не принято было щеголять дворянским происхождением. Не то, что сейчас. От него он узнал, что в живых из всей семьи осталась только старшая сестра Мария, что живет она в интернате для русских эмигрантов в пригороде Парижа. С того дня и началось. Аркадий Михайлович ночей не спал, все придумывал, как бы организовать поездку во Францию. Тогда ведь из России просто так невозможно было выехать, по турпутевке — не реально, в командировку — проблематично. В общем, сложно. Но судьба, видимо, решила смилостивиться, и внезапно музыкантов из Филармонии пригласили в Париж.
— Это было чудом, — рассказывал мне в такси Аркадий Михайлович, — я даже в Бога стал верить, хотя до этого себя считал атеистом. С сестрой мне даже удалось пообщаться по телефону, хотя толком ничего сказать друг другу мы не смогли, слезы мешали. Я только понял, что она страшно одинока, родственников не осталось, семьей не обзавелась. Даже не могу представить себе, как она выглядит. Смогу ли я узнать ее? Вы, Капочка, побудьте со мной, ладно? А свое долгое отсутствие мы объясним тем, что заблудились, идет?