— Следуйте за нами, мсье!
Пюпар попытался вырваться, что-то объяснить. Он поспешно сунул руку в карман — достать документы. Но, видно, те двое иначе истолковали его жест. Ему влепили сразу две пощечины.
— Заложник, мсье!
Пощечины придали Пюпару отвагу отчаяния. И отвагу почти что искреннюю: как раз за минуту до того он был полон самых доброжелательных чувств по отношению к оккупантам. До того полон, что даже Ж.-М. Дюбуа уже ни в чем не обвинял.
— Произошла ошибка, — с силой произнес он. — Я Эмиль Пюпар, честный француз, сотрудничаю с немцами. Ничего я никогда против вас не делал. Я сторонник Новой Европы, понятно? Я уже давным-давно твержу: если немцы с французами договорятся по-хорошему, они станут хозяевами мира, никто тогда и пикнуть не посмеет!
— Заложник, мсье, — повторил один из молодчиков, схватил Пюпара за руку и потащил за собой.
— Заложник, мсье! — как эхо, повторил второй.
Было в этих немцах что-то несгибаемое и глуповатое: бьют вас по лицу и одновременно величают «мсье»!
— Да что же вы делаете? — крикнул Пюпар сдавленным голосом. — Вы же хорошие оккупанты, вас же все любят. Я лично всегда говорю: «До чего же корректный, дисциплинированный народ, почему бы нам с ними не дружить?»
— Заложник, мсье!
— Послушайте, — снова заговорил Пюпар, — я знаком с Дюбуа. Это мой старинный приятель. Он на вас, этот самый Дюбуа, работает вместе с толстухой Мими. Шикарная девочка, с вашими офицерами спит, а на гол-листов доносит, понятно?
— Заложник, мсье!
Так они добрались до небольшого грузовичка, стоявшего у обочины тротуара; его задняя брезентовая стенка откинулась, открыв перед Пюпаром зловещую темную дыру. По обе стороны стояли солдаты. Пюпара подтолкнули к грузовичку. Он отбивался, инстинктивно откинулся всем телом назад. Один из молодчиков снова ударил его по лицу и снова проговорил: «Заложник, мсье», — будто имел дело с полным идиотом, не способным ничего понять.
— Заложник, заложник! — в негодовании завопил Пюпар. — Да какого черта вы других в заложники не берете? А ведь сволочей полным-полно. Я сам их вам сколько угодно покажу.
Ответом был вторичный удар такой силы, что с головы Пюпара слетела шляпа, а ствол автомата еще больнее впился ему в бок. А затем его втолкнули в грузовик.
Внутри было темно. Но даже во мраке Пюпар различил какие-то трепещущие тени. А потом и бледные пятна лиц. Он был до того обозлен, что почти не чувствовал боли и не заметил, что губа его кровоточит.
— Что тут происходит? — осведомился он.
— Говорят, двух немцев укокошили…
— Ну и что? — не унимался Пюпар. — Мы-то здесь при чем? Верно ведь?
— А им плевать, кто при чем!
— Но можно же доказать! Неужели во всей Франции не осталось ни одного человека, чтоб нас защитить?
— Защитить! — насмешливо протянул чей-то голос. — Под Седаном нужно было защищаться.
— А что они, по-вашему, с нами сделают?
— Расстреляют! — отрезал все тот же невидимый собеседник, и в голосе его прозвучала злорадная насмешка, как будто ему хотелось, чтобы и товарищи по несчастью разделили одолевавший его страх.
— Как же так? Без суда?
— Будут они тебе стесняться!
— Это же… — начал было Пюпар. — Этого только не хватало!
Ему вдруг открылся весь ужас их положения. Он понял, что ему грозит расстрел, ему, который с детства жил в вялой покорности. И упрекнуть себя, если уж говорить начистоту, в отношении оккупантов ему было не в чем. Ну, раза два-три не сдержался и болтнул лишнего, просто так, из духа противоречия. Ведь это же истинная правда! Мизерная работенка и лишения — вот он, итог всей его жизни. Ежедневные, однообразные до тошноты поездки по клиентам, причем он себе за железное правило взял — никаких жгучих вопросов не поднимать: в торговом деле своих собственных мыслей иметь не положено. Не вожжаться с бошами, не противодействовать им — вот какого принципа он держался… И после нескольких лет оккупации влипнуть по-идиотски, так сказать, расплатиться за какого-то болвана, вздумавшего ни с того ни с сего палить из револьвера! Куда как хитро стрелять в ничего не подозревающих бошей. Но какая подлость, взять и сразу же смотаться, а за тебя пусть расхлебывают другие. Пюпар всегда не одобрял террористических актов. Он высунул голову и обратился к солдату:
— Это же какой-нибудь террорист стрелял! Когда нужно было драться, он — в кусты, а теперь победителю в спину пуляет! Совершенно с вами согласен, такую сволочь расстреливать мало!