Моран подошел к телефону, спросил:
— Какой майор?
— Вроде какой-то новый, здесь никто его не знает.
Моран скорчил недовольную мину.
— Спроси, кто у него шофером, — сказал он. — Если кто из наших ребят, он поедет медленно.
Дюпюи повторил вопрос в телефонную трубку, с минуту молчал, потом снова спросил:
— Как один? Без шофера?
Выражение его лица стало еще напряженнее, он побледнел, потом вдруг покраснел до корней волос и пробормотал:
— На мотоцикле… В кожаном пальто… Нет-нет, ничего… Спасибо, старик.
Дюпюи положил трубку и медленно выпрямился. Он быстро перевел взгляд с незнакомого человека на Морана и снова взглянул на незнакомца. Еще несколько мгновений он был в нерешительности, затем стал по стойке смирно, вытянув руки по швам. Моран щелкнул каблуками, и, только услыхав этот звук, Дюпюи понял, что стоит босой на холодном полу.
Человек в кожаном пальто махнул рукой и сказал:
— Вольно!
Моран и Дюпюи что-то бессвязно объясняли, человек в кожаном пальто их не слушал.
— Отлично, — сказал он. — Я вижу, что в этом секторе все друг друга прекрасно понимают. — Он долго глядел то на одного, то на другого, потом посмотрел на литр водки на столе, на бидон с кофе на печке и на мокрую шинель, от которой все еще шел пар. Казалось, он раздумывает. Затем он опять перевел взгляд на солдат, и Дюпюи попытался объяснить:
— Дело в том… Мы не знали…
Человек улыбнулся.
— Разумеется, разумеется.
— Я о сержанте… — опять начал Дюпюи. — Виноваты мы, мы настояли, чтобы он впустил вас.
Человек опять улыбнулся и сказал, направляясь к двери:
— Пойду посмотрю, захочет ли мой мотоцикл стронуться.
Он остановился. Обернулся и сказал:
— А ведь это правда, — я действительно застрял на дороге и больше километра тащился пешком.
— Мы вам поможем, — сказал Моран.
— Нет-нет, оставайтесь на своем посту.
Он открыл дверь и уже собирался выйти. Тут к нему подошел Моран.
— Месье, — пробормотал он, — или, может, может…
Человек перебил его:
— Да, да… Вы правы. Не объясняйте. Вы никого не видели. Часовой видел только человека в кожаном пальто, который шел по дороге и толкал перед собой мотоцикл… Прощайте.
Он вышел и закрыл за собой дверь. На какое-то мгновение оба солдата замерли, прислушиваясь. Они слышали, что сержант и человек в кожаном пальто разговаривают, но разобрать о чем не могли. Затем заурчал мотоцикл, с трудом набирая ход. Потом звук мотора стал глуше и пропал в шуме ливня.
Вернувшись к печке, они посмотрели друг на друга и покачали головой.
— Так-то, — заметил Дюпюи.
— Да, вот оно какие дела, — сказал Моран.
Немного погодя вернулся сержант.
— Я насквозь промок, — сказал он. — Льет как из ведра. Ну и достанется же бедняге на мотоцикле-то.
— Теперь мой черед, — сказал Моран, натягивая шинель.
— Да, ступай теперь ты. Только долго не оставайся, как замерзнешь, приходи. Лучше чаще сменяться, не то чего доброго заболеешь.
Когда Моран вышел, сержант устроился поближе к печке. Сколько-то времени он сидел неподвижно, потом, повернув голову, увидел на столе бутылку.
— А, вы угостили его, — сказал он. — Правильно сделали, водка его согреет. Он вам не сказал, далеко ему ехать?
— Нет, — ответил Дюпюи.
Сержант неопределенно развел руками, вздохнул и опять заговорил:
— Вот стоял я под ливнем и думал о нем, и так мне стыдно стало. Надо же, не хотел впустить его на пять минут обогреться… Какой все-таки можно быть скотиной. Из-за какого-то несчастного приказа ведешь себя как последний мерзавец…
Он покачал головой и пожал плечами.
— А ведь, если хорошенько подумать, чем это, собственно, может грозить? Ну, чем?..
МАДЛЕН РИФФО
(Род. в 1923 г.)
Соратница легендарного полковника Фабьена, офицер армии Сопротивления, Риффо отважно сражалась с немецко-фашистскими захватчиками. В июле 1944 года ее схватило гестапо, и она была приговорена к смертной казни. 15 августа приговоренных увезли на расстрел. Риффо удалось бежать, но она была вновь задержана, и снова — тюрьма Френ. 17 августа узницу и двух ее товарищей освободил шведский консул. За мужество, проявленное в годы Сопротивления, Риффо была награждена высшим военным крестом. Книга напевных, пронзительных стихов Риффо «Сжатый кулак» (1945) — предисловие к ней написал Поль Элюар — один из высоких образцов поэзии Сопротивления.