Откуда-то снизу, из подвала пахнуло шоколадом. Иногда его рука задевает гирлянду, натянутую вдоль лотка.
Весь город стал хрупким и бессмысленным сооружением из папье-маше и разноцветных лампочек. Город превратился в кукольный театр, ярмарку, балаган. Да, балаган. И толпа права. Люди гонятся за миражами, радуются своему простодушию, мечтают о несбыточном и знают, что человеческое сердце не может без такой мишуры.
И вообще любое празднество — это массовое безумие.
Итак, вокруг праздник; он создан для глаз. Вот именно. Для глаз. Только для глаз.
— Вон она, — кричит мальчик.
— Ты ее видишь?
Да, она на другой стороне, в толпе, остановилась у входа в магазин. Перейти? Сейчас нельзя. «Только что зажегся красный свет», — объясняет Серж. Она стоит, правда? Да, похоже, кого-то ждет, может, у нее свидание. Нет, пошла. Опять остановилась. Говорит с Дедом Морозом.
— Что, что?
Это уж слишком!
— Ты шутишь?
— Правда, месье, он раздает афишки у входа.
— А, понятно. И ты считаешь, что она с ним разговаривает?
Нет, Серж ошибся: она рассматривала витрину.
Описать ее? Это не так-то просто. К тому же, месье, теперь мы можем переходить.
Наконец мальчик сообщает, что она блондинка, среднего роста и очень-очень прямая. Пальто — темносинее.
— Спасибо. А сейчас, мы где?
— Перед универсальным магазином. Она туда вошла.
— Ну, что ж, идем.
— В магазин?
— Да, малыш.
— Вы хотите войти?
— Ну, конечно. Скорее!
На свете много блондинок, самых разных, ее волосы, например, иногда отдавали рыжинкой. Но редко можно встретить женщину, которая держалась бы так прямо, как она; интересно, что даже ребенок заметил. Она всегда так держалась, но не из гордости или высокомерия. Так воспитали ее мать и отец, спортсмены, просто помешанные на физическом совершенстве.
— По-моему, я напоминаю статую, какие ставят в бассейнах, — смеялась она. Но иногда все же сожалела об излишнем усердии родителей, не догадываясь, что гордая осанка придает ей особое обаяние, она становится похожей на молодую львицу… «Но ведь это всего лишь воспоминание о ней, которое я храню в себе. Образ, овеянный ее духами».
А здесь все духи теряют свой неповторимый аромат, они смешиваются с запахами кожи и тканей, с эссенциями гвоздики, жасмина, тубероз, с затхлостью, духотой и едким потом. Это и есть запах магазина. Говорят, мужчины его ненавидят. «Я не испытываю никакого отвращения. Не могу себе позволить…» Как давно не бродил он вот так, без толку, из одного отдела в другой, в суете, шуме и толкотне. Хорошо еще, что его щадят по мере возможности, расступаются, если, конечно, вовремя заметят, да и Серж — хороший проводник.
Вдруг мальчик удивленно спрашивает:
— Вы знакомы с той дамой?
— Да, был знаком.
— Наверное, давно?
— Десять лет назад.
Мальчик вздыхает. Для него это целая вечность.
— Мне было тогда два с половиной года. Месье, я хочу еще у вас спросить…
— Да?
— Постойте!
Он внезапно остановился.
— Она наверху, — говорит он, — на втором этаже, в отделе игрушек.
— Прекрасно. Веди меня туда.
— Как?
— Что значит как? Обыкновенно.
— Я хочу сказать: на эскалаторе?
— Я шагну одновременно с тобой. Ты только скажи: «Оп».
Они поднимаются. Серж расстроен: она так спешит. Ее уже не видно.
— Понимаете, месье, была и вдруг исчезла.
Да как не понять! Это ведь тоже одна из ее примет. Отец ее часто шутил: «Никогда наверняка не знаешь, здесь ли Ирэн: только что была, и уже нет, она словно испаряется и вновь возникает».