Война, насилие порой так калечат человека, что вернуться к миру ему нелегко. Герой рассказа Жоржа-Эмманюэля Клансье «Возвращение» должен пройти мучительный цикл воспитания чувств, так же как его собратья из многих романов (П. Гаскар «Имущество», Э. Триоле «Неизвестный», А. Лану «Свидание в Брюгге», «Когда море отступает» и др.), раскрывших психическую травмированность человека войной.
С новеллами из эпохи Сопротивления тематически связан «Трус» Жана-Пьера Шаброля. Другая земля, другие оккупанты — французы, «усмиряющие» свободолюбивый Вьетнам. Персонажи Шаброля говорят от имени многих персонажей французской прозы — из «Кабильского соловья» Эмманюэля Роблеса, «Первого удара» и «Обвала» Андре Стиля, «И все-таки желаю удачи» Алена Прево, «Молчания оружия» Бернара Клавеля.
Социальные контрасты, характеризующие послевоенную Европу, выявлены французской прозой многогранно. Прогрессивным художникам отвратителен процесс умерщвления человеческого в человеке. Вслед за «Званым обедом» Пруста и «Престижем» Мориака рождаются произведения, которые являют читателю портреты-маски, гримасы жадности («Проклятье золотого тельца» Андре Моруа) или раболепия («Золотой ключик Бернса» Жильбера Сесброна). В наши дни стало немодным выставлять напоказ богатство и сословные привилегии. Но они продолжают формировать характеры, вытравляя из человека естественность и радость восприятия жизни («Визит» Франсуа Нурисье).
Сила и постоянство привязанностей сохраняются скорее в «низах», в тех сферах общества, где нет ожесточенной борьбы за власть, за «престижное» место, за право повелевать. «Принцы бедных кварталов» — так назвал одну из своих новеллистических книг Пьер Буланже, намеренно подчеркнув, что степень человеческого благородства тем выше, чем ниже ступенька социальной лестницы. Перу Андре Моруа принадлежит немало ироничных зарисовок, высмеивающих лицемерие «высшего света». Но заглянув на простую крестьянскую ферму, он открыл подлинную красоту нерастраченных чувств (новелла «Возвращение пленного»).
В таких новеллах, как «Возвращение пленного» Моруа или «Прогулка» Бордье, «Брачная контора» Базена или «Флюгера» Гренье, оживает традиция, идущая от Октава Мирбо и Шарля-Луи Филиппа, от «Кренкебиля» Франса и «Правдивых повестей» Барбюса. Специфика новеллы 40—60-х годов, пожалуй, в том и состоит, что она чаще романа приближается ко «дну» жизни. Новелла охотно вводит читателя в дома, где люди несут на себе бремя труда и усталости. Изнутри раскрыл драму одиночества Эрве Базен, автор «Брачной конторы». Ярким праздником врывается киносъемка в быт провинциального городка, и никто не отдает себе отчета в том, что подлинная культура и утонченность чувств нашли себе прибежище не на съемочной площадке, а в рабочей комнате телефонистки («Флюгера» Роже Гренье).
До сей поры в буржуазной социологии еще бытует мнение, будто духовный мир «маленького» человека столь примитивен, что взору художника там просто не на чем задержаться. Но молчаливые люди — не значит молчащие души. Под пером новеллиста человеческие сердца умеют говорить, смеяться и плакать, даже если сами герои молчат («Тишина» Андре Стиля, «Дженни Мервей» Роже Вайяна).
Закаленные жизненными невзгодами труженики легче преодолевают отчужденность, на которую пытается их обречь буржуазное общество. Чувство товарищества опрокидывает стену вражды и между солдатами («Человек в кожаном пальто» Бернара Клавеля) и между крестьянами («Стена» Пьера Гамарра, «Водоем» Пьера Гаскара). Люди приходят друг другу на помощь наперекор морали «сильных мира сего». У Монмуссо, Стиля, Гамарра, Вайяна эта душевная щедрость приобретает особые оттенки. В бедной женщине, «так и не сумевшей подняться выше профессии прачки по иерархической шкале величия» и в муже ее — коммунисте — Гастон Монмуссо видит больше человеческого достоинства, чем в «самом богатом человеке края»: мечта о социализме позволяет им высоко нести голову, пренебрегая житейскими неурядицами. Роже Вайян, чуть раньше образа Дженни Мервей создавший в романе «Бомаск» обаятельный образ ткачихи Пьеретты Амабль, размышлял о социальных истоках благородства: «Отныне только рабочий класс, класс восходящий, производит… человеческие типы, именовавшиеся некогда «породистыми»; качества, которые по языковой традиции продолжают называть аристократическими, мы находим сегодня в среде рабочего класса или тех, кто сражается рука об руку с ним».