Перекись пенится на голове мадам Леонс. Мадам Леонс терпеливо ждет, она не скучает — у парикмахера никогда не бывает скучно. Как красива эта белая пена на ее голове! Она — просто маркиза… Никогда не бываешь такой красивой, как у парикмахера. Надо бы раздобыть на дорогу жирного крема…
— Чуточку уксуса, месье Реймон, пожалуйста, не забудьте, — говорит дама рядом.
Когда головка сидящей рядом дамы вынырнула из воды, она оказалась до смешного маленькой. Точь-в-точь такое же обманчивое впечатление производит лохматая собака мадам Леонс, когда ее купают: просто не верится, что на самом деле она так мала и тщедушна.
— Месье Реймон, — говорит мадам Леонс, — вы про меня не забыли? Я боюсь, как бы мои волосы не стали платинового цвета.
— Не беспокойтесь, мадам, я помню об этом…
— …Она вышла замуж за доминиканца, — рассказывает дама рядом, в то время, как месье Реймон массирует ей лицо.
— За доминиканца? — повторяет месье Реймон, глядя на отражение дамы в зеркале.
— Да, очень красивый парень.
— За доминиканца? — Месье Реймон становится так, чтобы лучше видеть. — В сандалиях на босу ногу?
Дама только что вернулась из Парижа, это очень хорошая клиентка, очень богатая, и месье Реймон настолько воспитан, что не выражает удивления, хотя эта история кажется ему странной.
— Почему вы думаете, что он непременно ходит босиком? Красивый молодой человек, и вовсе не босой… Втирания совсем не те, что были раньше, ничуть не щиплет.
— Это просто несчастье!.. А уж если у нас такие, значит, лучших нигде не найти. Вы слышали, Меги, Даниель Дарье вышла замуж за доминиканца… А я-то думал, что монахи…
Маникюрша подсаживается к даме.
— Неужели!.. — восклицает она.
— Да нет, месье Реймон, я же вам говорю — доминиканец, из Южной Америки, оттуда…. Там есть республика, которая называется… ну как ее… Словом, тамошних жителей называют доминиканцами. Атташе посольства, вполне светский человек…
— А я удивился, что монах…
— Это бенедиктинцы ходят босиком, а вовсе не доминиканцы.
— Кармелиты, милая, кармелиты, — не выдерживает дама, сидящая в стороне.
— Этому нет конца! — заявляет хозяйка, проходя за креслами с бутылкой шампуни в руках, и все смеются.
— Месье Реймон! Я не хочу стать «платиновой», вы совсем не занимаетесь мною. Я тороплюсь на поезд!
— К вашим услугам, мадам Леонс!
— Сегодня первый летний день, — констатирует маникюрша, подпиливая ногти мадам Леонс (мытье головы, укладка волос, все уже сделано, остались руки).
— Только в парикмахерской и узнаешь новости, — говорит мадам Леонс. — Я ничего не слышала… С этими карточками и очередями не замечаешь, как проходит жизнь… Поторопитесь, мадемуазель, мне нужно поспеть на поезд.
— Опустите руку в воду, мадам. Вы едете отдыхать?
— Да, мне посоветовали один уголок, где утром к завтраку подают масло. У меня там как раз оказались друзья. Невероятная глушь, будет, наверно, скучно, но в наше время…
— Нам всегда говорили, что парижанки высокомерны и требовательны… — вздыхает маникюрша. — А я нахожу, что они просты, щедры и постоянны. Если парижанка осталась довольна, она непременно возвращается к нам… Зато наши южанки никогда не знают, чего им нужно… Другую руку, мадам, а эту кладите в воду… Правда, у парижанок острый язычок, но с ними легче сговориться, чем с нашими. У наших дам прекрасные поместья, однако на чай они не дают. А без чаевых разве проживешь на наши-то заработки?..
Время от времени маникюрша поднимает прекрасные круглые серые глаза на круглом гладком лице с выщипанными бровями, с чуть желтоватой кожей, великолепно очерченным ртом и так ярко накрашенными губами, что зубы ее кажутся ослепительно-белыми.
— Что это за помада у вас? — интересуется мадам Леонс.
— «Виктуар», Но, кажется, она у нас уже кончилась…
— Вообще ничего больше нет… Не найдется ли у вас случайно пары чулок?
Маникюрша на секунду задумалась.
— Чулки? Может быть, за двести франков… По-моему, это слишком дорого. Они же такие тонкие, зацепишь — и прощай двести франков…
— Действительно, слишком дорого! Последний раз я заплатила сто пятьдесят. Это становится невозможным. Но ведь для женщины самое главное — хорошие чулки… Этот лак долго сохнет? Я боюсь опоздать на поезд.
— Минут пятнадцать, мадам. Лак — военного времени. Потерпите немного, жалко будет, если вы его смажете… У вас красивые ногти!