— Я вам помогу, — сказал он. — Если вы в состоянии ехать сейчас же, я могу вас отвезти, машина у меня есть…
— Я всегда могу превозмочь себя, когда это необходимо, — многозначительно произнесла мадам Леонс, — только я хотела купить утром шоколадных конфет, завтра как раз пятница, и это единственный во Франции город, где еще можно достать шоколадные конфеты.
— Если у вас есть вещи, я вам советую воспользоваться моей помощью, — настаивал Тарриг, — вам не придется плутать в одиночестве по этому захолустью… Я хорошо знаю эти места, они прекрасны, но жить там немыслимо. Признаться, я не понимаю, почему вы туда едете.
— Говорят, к утреннему завтраку там можно получить масло…
— О, тогда… — Тарриг засмеялся, он находил, что мадам Леонс не лишена чувства юмора.
Чемоданы мадам Леонс снова снесли вниз.
— Интересно, что бы вы делали без меня! — сказал Тарриг, укладывая чемоданы в багажник. — Красивых женщин господь бог не оставляет…
Они миновали город. Вокруг было черно, словно в бутылке с чернилами. Но при выезде из города, когда они ехали по бесконечно длинному мосту, на небе, усеянном звездами, внезапно показалась огромная луна, и стало совсем светло. Вдалеке, над рекой, протекавшей где-то внизу, виднелись арки древнего виадука. Было, вероятно, за полночь, но мадам Леонс окончательно проснулась.
Тарриг рассказывал о последних событиях, и на сей раз мадам Леонс его слушала. Однако говорил он один, темный силуэт рядом с ним никак не откликался. Когда в самом начале замужества месье Леонс заставил свою жену прочитать «Войну и мир», она прочла только «мир». В книгах она обычно пропускала именно то, о чем сейчас рассказывал Тарриг. Сама она никогда о войне не говорила, разве только чтобы сказать: «Вот когда война кончится…» Было даже странно, насколько глуха она становилась, едва речь заходила о войне, можно было подумать, что ей мгновенно закладывало уши… Она чувствовала себя неспособной вообразить все те несчастья, в которые погружен мир… Впрочем, была в них и ее доля со всеми этими карточками, с Лулу, который лишен того, что ему необходимо… И вот сейчас, во мраке, она совсем выбилась из сна, и уши у нее не заложены. Она воспринимает слова Таррига примерно так же, как, будучи ребенком, через силу глотала ложку касторки, — зажав нос, запрокинув голову… Тарриг заговорил на этот раз о голоде…
— Голода не будет, потому что всегда будет черный рынок, — возразила она. — Конечно, для бедняков это тяжело… Но ведь богатые и бедные существовали всегда…
— Я вижу, Жанна, вы человек стойкий…
Большая луна, толстая и упитанная, набросила на окрестности огромный белый саван… Тарриг замолчал. Убаюканная движением автомобиля, мадам Леонс снова задремала.
— Вы знали Барбье? — спросил Тарриг после долгой паузы. Его голос заставил мадам Леонс вздрогнуть.
— Как будто знала, — сказала она, не вполне осознавая, что она говорит и о чем идет речь.
— Я снова его встретил в Камеруне. Мы подружились, как можно подружиться только там. По крайней мере, так мне казалось…
К сожалению, у Таррига глухой голос, бесцветный, как лунный свет. Он ускользает от внимания, словно вода, уходящая в трещину. Мадам Леонс делает отчаянные усилия, она слышит:
— …Он ждал ее десять лет. В течение десяти лет своей жизни он ждал и ничего больше не делал. И вот в один прекрасный день случилось так, что она оказалась свободной!
Мадам Леонс вдруг вспомнила, что так и не достала шоколадные конфеты, и ее начала терзать эта мысль, но все же то, о чем рассказывал Тарриг, ее интересовало, похоже, что это любовная история, а любовные истории всегда ее интересуют. Знать бы только, будет ли она получать с завтрашнего дня масло к завтраку…
— …Тогда, — продолжал голос Таррига, — он решил выколоть себе глаза… Не знаю, почему в минуту отчаяния эта мысль все время приходила ему в голову… «Я выколю себе глаза, я выколю себе глаза…» Он попытался…
— Может быть, потому, что она оказалась не такой, какой он ожидал ее увидеть… — произнесла мадам Леонс, прослушавшая в этой истории все, что было между десятью годами ожидания и моментом, когда кто-то решил выколоть себе глаза. Возможно, это уже совсем другая история? Впрочем, нет, так как Тарриг ответил:
— Пожалуй… Вы правы, а я не подумал… Только женщина способна на такую проницательность…
Тарриг повернулся к мадам Леонс, он видит только ее белое от лунного света лицо, глаза, огромные от этой белизны… Какое изумительное лицо у этой женщины! Вот она закрывает глаза. Можно подумать, гипсовая маска…
Мадам Леонс так и не узнала конца истории; возможно, это и все, а может быть, эта история вообще без конца. Она проснулась, когда машина остановилась.