Разрыв Арагона с группой сюрреалистов был продиктован решительным поворотом к злобе дня, к проблемам действительности. Программное название романического цикла — «Реальный мир» — предвещало появление новых сюжетов и новых героев. В каждой книге цикла слышны раскаты готовящейся или уже вспыхнувшей войны; герои проходят испытание на человечность, соприкоснувшись с общенациональной трагедией.
В оккупированной Франции, «назавтра после Сталинграда», по словам самого Арагона, написаны первые страницы «Коммунистов» (1949–1951), завершающего романа цикла «Реальный мир» (второе дополненное издание автор подготовил к 1967 году, сорокалетию своего вступления в коммунистическую партию).
Горе униженной нацистами Франции сделало Арагона «поэтом родины» (М. Торез). Лирика военных лет («Нож в сердце», 1941; «Глаза Эльзы», 1942; «Паноптикум», 1943; «Французская заря», 1945) выразила горечь поражения, неприятие политики «нового порядка» и коллаборационизма, веру в силы народа. Противопоставление двух лагерей — антифашистского и соглашательского — прозвучало в заглавии новеллистической книги — «Рабство и величие французов. Сцены страшных лет» (1945). Большинство вошедших в книгу новелл печаталось в подпольной прессе.
Последовательная борьба Арагона с милитаризмом отмечена Международной Ленинской премией «За укрепление мира между народами» (1972); он награжден орденом Октябрьской Революции.
В общественной и литературной жизни послевоенной Франции большую роль сыграли публицистические и литературно-критические исследования Арагона «Человек — коммунист» (1946–1953), «Пример Курбе» (1952), «Свет Стендаля» (1954), «Советские литературы» (1955) и другие.
За последнее тридцатилетие Арагон редко обращался к жанру рассказа, предпочитая вплетать новеллистические зарисовки в ткань своих поэм и романов (поэма «Меджнун Эльзы», 1963; романы «Бланш, или Забвение», 1967; «Театр-роман», 1974). К этому располагает подчеркнуто раскованная форма последних его книг, скрещение хронологических планов и интенсивная роль памяти, которая внезапно высвечивает в прошлом героя отдельные дни, события, встречи.
Louis Aragon: «La servitude et la grandeur des Franqais. Scenes des annees terribles» («Рабство и величие французов. Сцены страшных лет»), 1945.
Рассказ «Грешник 1943» («Penitent 1943») напечатан подпольно в «Lettres franqaises», 1944, M 21; вошел в книгу «Рабство и величие французов». Новелла «Весенняя незнакомка» («L'inconnue du printemps») опубликована в собрании сочинений Арагона и Триоле («Oeuvres romanesques croisees», v. 4, 1964).
Грешник 1943
— Господин кюре не слишком задержится? Это я из-за брюклы.
— Нет, Мари, приготовьте мне на ужин что-нибудь полегче. Экая жарища! Я не надолго, только отпущу исповедников.
Господин Леруа очень исхудал. Его домоправительница проворчала, что хорошая порция брюклы ему не помешала бы, но как раз от нее-то он и хотел избавиться. Г-на Леруа всегда раздражало, что Мари называет брюкву брюклой, как все здешние. Сам он говорил правильно — брюква. И терпеть ее не мог. От дома священника к церкви был прямой путь через сад, где дивно пахли акации в цвету. Но кюре предпочел выйти за ограду, немного пройтись, прежде чем он запрется в своей исповедальне.
Нельзя сказать, чтобы он так уж любил этот квартал, где его и сейчас, десять лет спустя, как в первый день, не покидало чувство, что он не на своем месте.
Он предпочел бы настоящую деревню или настоящий город. Но только не эту слободу — ни рыба ни мясо, — где жили мелкие рантье, мелкие торговцы или люди, работавшие на стороне, довольные уж тем, что у них есть эти три травинки и деревце за оградой, эти жалкие домишки, все на один лад: входишь, направо — комната, налево — другая… Вот быть бы священником в Б., за километр отсюда, в рабочем пригороде, с его трудностями, повседневной борьбой.
На площади, где все еще дышал зноем асфальт, в сквере, зелень которого в этот светлый вечер казалась искусственной, с ним поздоровались две женщины, болтавшие на скамье. Чуть дальше, у края тротуара, разговаривали, прижавшись друг к другу, парень и девушка. Он, позолоченный загаром, в светло-голубой майке-безрукавке с широким вырезом, опирался на велосипед, этот символ доблести молодых. Парня г-н Леруа не знал. Зато девчушка лет пятнадцати, не больше, хорошенькая брюнетка, в белой, чисто выстиранной блузке, под которой угадывались еще слепые груди, в коротенькой юбчонке, без чулок, гордая своими туфлями на деревянной подметке, не так еще давно приняла первое причастие и ходила к нему учить закон божий. Г-н Леруа отвернулся, чтобы не смущать их. Каждый год одно и то же: весна… Может, весна несла с собой не одни только грехи… Пути господни неисповедимы…