Шестьдесят франков! А если ей не закладывать сорочки, а самой отнести их на бульвар Капуцинов, придумав оправдание задержке и отсутствию месье Фелисьена? Но заплатят ли ей, маленькой девочке, такую большую сумму?
Она внимательно перечитала адрес. И вдруг поняла, что уже слышала имя Селин Варанс — не только слышала, но и сама не раз произносила его вслух, читая матери газетные хроники, в которых говорилось о балетной труппе театра Опера.
Из этих хроник мать и дочь Гравийон составили себе представление о том, что балет — это такой особенный спектакль, прекрасный, изысканный, духовный, бестелесный. А балерины — необыкновенные женщины, поэтические натуры, которые живут среди простых смертных в ореоле волшебства.
Им были известны имена всех звезд первой величины, они знали об их успехах. Знали, что знаменитая Мари Тальони, дочь, сестра и племянница известных артистов, несколько лет назад имела невероятный успех как исполнительница главной партии в «Золушке» Фердинана Альбера, а недавно выступила в роли аббатисы в танце усопших монахинь из третьего акта «Роберта Дьявола». Они знали, что единственной достойной соперницей Тальони была австрийская танцовщица Фанни Эльслер, блиставшая в Вене и в турне по Европе, но пока не готовая принять вызов и выступить в парижском Опера. Софи читала Фантине, держа в руках половину газетного листка, что в Париже восходящей звездой храма Терпсихоры называют прекраснейшую Селин Варанс, а в Миланском театре Ла Скала поклонники балета с замиранием сердца следят за достижениями одиннадцатилетней Карлотты Гризи, которая со временем обещает затмить всех.
Разумеется, ни мать, ни дочь никогда не ходили из своего предместья Монмартр в Париж, чтобы посмотреть балетный спектакль. Билет стоил слишком дорого, а никого, кто мог бы пустить их бесплатно в шумные ряды клаки, они не знали; да и для театра, который посещала самая богатая публика города, требовалась приличная одежда, а ее у них не было. Их туманные представления основывались на отзывах критиков, а также на рисунках и цветных иллюстрациях, изображавших сцены или движения танцовщиц, легкие летящие костюмы, вдохновенные лица. Газета «Глобус» опубликовала портрет Селин Варанс в костюме крестьянской девушки, героини балета «Тщетная предосторожность».
Неужели дюжина сорочек предназначается для несравненной Селин? Софи даже захотелось разбудить больную мать, чтобы сообщить ей эту грандиозную новость. Как бы обрадовалась и взволновалась Фантина, узнав, что ее пальцы в последние дни работали для такой знаменитой красавицы-балерины, принятой во всех салонах, окруженной поклонниками, которые едут с разных концов света посмотреть, как она танцует…
Но больная спокойно спала, и будить ее было жестоко.
«Бульвар Капуцинов, кажется, не очень далеко», — подумала Софи. Она знала, что это в районе улицы Пельтье, куда как-то водил ее отец поглядеть на выход балерин, певцов и музыкантов из театра Опера. «За пару часов обернусь. А если мама тем временем проснется, она решит, что я пошла читать газету привратнице».
6
Софи еще ни разу не уходила так далеко от дома. Но кого могла она попросить проводить ее, с Монмартра в самый центр Парижа, в изысканный квартал бульваров? Подруг у нее не было — она была слишком застенчива; да и мать никогда не отпускала ее играть на улице со сверстницами, боясь, что дочь наберется от них вольностей парижских девчонок, — хотя их предместье порядочно отстояло от города. До замужества Фантина служила в дворянском семействе и была уверена, что хорошее воспитание и скромность — лучшие украшения девушки. И хотя после замужества жить ей пришлось среди людей простых, она, при всей мягкости своего характера, была тверда в намерении воспитать дочь в соответствии с этими представлениями.
Когда Гравийоны переехали в квартиру на пятом этаже, а Софи была еще слишком мала, чтобы работать или ходить в школу, Фантина держала ее всегда при себе и не позволяла якшаться с проживавшей в доме ребятней. Дети целыми днями носились вверх-вниз по лестницам или играли на лестничных площадках. А ведь у них в доме, как и во всех других домах, где жил простой люд — будь то в предместьях или в самом Париже, — на каждой лестничной площадке было отверстие, которое вело прямо в выгребную яму: жильцы сливали туда грязную воду и ночные горшки. Ребенку не составляло труда сдвинуть каменную крышку, прикрывавшую вонючую дыру, и Фантина страшно боялась, что ее дочка, подстрекаемая разгоряченными товарищами по играм, наклонится над отверстием посмотреть вниз или достать упавший предмет и, не дай бог, упадет сама — и окажется в зловонных сточных канавах Парижа. Жан-Жак посмеивался над мрачными картинами, которые рисовало воображение жены. Но Пьер Донадье объяснил, что от этих отвратительных дыр исходит и еще более серьезная опасность — холера, которая год за годом с большей или меньшей силой выкашивает население Парижа, и поддержал Фантину в ее решимости держать девочку дома.