Такое обхождение приводило меня в ярость. Чтобы избавиться от уз, я был готов на все, но, будучи безоружен и окружен людьми, ни на миг не спускавшими с меня глаз, я страшился не столько самого предприятия, сколько неудачи, которую мог бы потерпеть. Я надеялся, что в дальнейшем меня будут стеречь не так тщательно, что мне удастся подкупить кого-либо из рабов и выбраться отсюда либо умереть.
Признаюсь даже: развязки всего этого я ждал не без любопытства, от коего мысль моя становилась как-то медлительнее. Я испытывал стыд, скорбь, смятение, но, к собственному удивлению, не в столь сильной степени, как можно было ожидать. В уме моем рождались замыслы; все они выливались в какое-то замешательство; тайное очарование, неведомая сила удерживали меня в этом дворце.
Поддельная царевна показывалась лишь под покрывалом, и я никогда не слышал ее голоса. Целыми днями она глядела на меня в решетчатое оконце, проделанное в стене моей опочивальни. Иногда она призывала меня к себе в покои. Там ее рабыни напевали сладкозвучнейшие гимны, и все вокруг словно говорило о ее любви. Я всегда должен был быть как можно ближе к ней, она занималась лишь мною; ей вечно приходилось что-то поправлять в моем наряде, она расчесывала мне волосы, пробуя убрать их по-другому, и никогда не бывала довольна сделанным.
Однажды меня позвали к ней. Она лежала на ложе, крытом пурпуром, окутанная, как и прежде, покрывалами; голова томно клонилась; казалось, она пребывает в сладостной неге. Я приблизился, и одна из рабынь сказала мне так: «Любовь благоприятствует тебе, ты был приведен сюда в этом наряде по ее наущению. Царевна любит тебя; ей покорились бы все сердца, но надобно ей лишь твое». — «Как мог бы я, — сказал я со вздохом, — отдать сердце, мне не принадлежащее? Любезная моя Ардазира владеет им и будет владеть вечно».
Я не заметил, чтобы, услышав эти слова, Ардазира выказала волнение, но позже она говорила мне, что никогда дотоле не испытывала столь великой радости.
«Дерзновенный! — вскричала рабыня. — Царевна, должно быть, разгневана, подобно тому как боги гневаются на несчастных, посмевших отвергнуть их любовь!» — «Я изъявлю ей свою преданность всеми способами, — отвечал я, — мое благоговение, моя признательность умрут со мною, но судьба, жестокая судьба не позволяет мне любить ее. Могущественная царевна, — добавил я, бросаясь к ее ногам, — заклинаю тебя твоим венцом, забудь того, кто никогда не сможет быть достоин тебя, ибо вечно будет любить другую».
Мне послышался глубокий вздох и показалось, что по лицу ее струятся слезы. Я корил себя за бесчувственность; мне хотелось бы (хотя я и понимал, что это несбыточно) не отнимать надежду у ее любви и сохранить верность моей.
Меня отвели в мои покои: несколько дней спустя я получил следующее письмецо, писанное незнакомой мне рукой:
Любви царевны присуща пылкость, но не тиранство; она не будет сетовать на твое нежелание разделить ее чувство, если ты докажешь, что нежелание это — не пустая прихоть. Приди же и поведай царевне, какие причины побуждают тебя хранить верность этой Ардазире.
Меня снова привели к царевне. Я поведал ей всю историю своей жизни. Когда я рассказывал о своей любви, слышались ее вздохи. Она держала мою руку в своей и в те мгновения, когда моя повесть трогала сердца, невольно сжимала мне руку.
«Начни сначала, — молвила мне одна из рабынь, — с того места, когда мидийский царь предлагает тебе в жены свою дочь. Расскажи нам снова про то, как страшился ты за Ардазиру во время вашего бегства. Поведай царевне об утехах, коим предавались вы, когда вдали от света жили в маргианских землях».
Мне так и не удалось все пересказать: я повторял, и она, казалось, запоминала; я кончал рассказ, а ей представлялось, что сейчас я начну сначала.
На следующий день я получил такую записку:
Мне понятна твоя любовь, и я не требую, чтобы ты принес ее мне в жертву. Но уверен ли ты, что эта Ардазира все еще любит тебя? Что, если ты отвергаешь сердце боготворящей тебя царевны ради неблагодарной?
Я написал в ответ:
Ардазира любит меня такой любовью, что я не вправе молить богов о том, чтобы любовь эта стала еще сильнее. Увы! Быть может, она слишком любила меня. Я вспоминаю письмо, которое она написала некоторое время спустя после того, как я ее покинул. Если бы ты прочла его, о царевна, тебя растрогали бы изъявления ее скорби, нежные и яростные сразу. Покуда я, помимо воли, пребываю здесь, страшусь, как бы отчаяние, вызванное разлукой со мною, и отвращение к жизни не натолкнули ее на решение, которое будет стоить жизни мне.