Встревоженный доказательствами, данными пленником, архиепископ и Джон Хотем, епископ Элийский, «выехали из города со своими обычными свитами, и шерифами, и горожанами, и их присными, монахами, канониками и другими клириками, а также со всеми прочими, кто только мог держать оружие». Они «внезапно явились в обиталище королевы, оповестив о том, какая опасность ей угрожает, и увезли ее в город. Оттуда, для большей безопасности, ее переправили водой в Ноттингем»,{635} где она, вероятно, укрылась в замке.
Затем Мелтон поспешно собрал отряд из монахов и стариков, и храбро выступил навстречу Черному Дугласу. Но в военном отношении они были не ровня шотландцам и 12 сентября потерпели сокрушительное поражение в битве при Митон-ин-Суолдэйл; из-за того, что на поле брани погибло много клириков, эта битва получила название «Митонской кафедры».{636}
Если замысел похищения Изабеллы был отвлекающим тактическим приемом, то он сработал, поскольку 17 сентября, как только до короля дошли известия о том, что жена его чудом спаслась от плена, он оставил осаду Бервика и поспешил в Йорк, а победители-шотландцы тем временем отправились домой, не встречая сопротивления, по землям Ланкастера и затем на север через Уэстморленд, сжигая попутно урожай на полях.{637}
С наступлением зимы, 22 декабря, Эдуарду пришлось заключить с Брюсом перемирие на два года.{638} Теперь его репутация пошла прахом, и в дальнейшем, согласно Роберту Редингскому, бесчестье стало неприкрытым, так как всем отныне были очевидны апатия Эдуарда, его трусость и безразличие к судьбе своей короны и страны. В народе снова заговорили о том, что он — подменыш.
Провал шотландской кампании вызвал шквал раздражения и гневных обвинений. Завистливые бароны указывали пальцем на младшего Деспенсера как на изменника, предавшего королеву — что, возможно, указывает на известное современникам недоброе отношение его к Изабелле, — но он и его отец «в защиту от клеветы» винили Ланкастера, высказывая предположение, что Брюс подкупил графа с целью осуществления диверсии против Изабеллы, и многие сочли это обвинение верным.{639} Невозможно было обойти тот факт, что кто-то, знавший местонахождение короля и королевы, передал эти сведения шотландцам. И все же сложно понять, какой мотив мог бы побудить Ланкастера или Деспенсера саботировать осаду; да и сама Изабелла не обвиняла в этом Деспенсера, даже когда, позже, у нее была и основательная причина, и возможность. А что касается Ланкастера, «имелись одни только слухи, но не было никаких очевидных признаков преступления».{640} Кроме того, есть свидетельства, согласно которым настоящим виновником был, возможно, сэр Эдмунд Дэйрел, «воин на службе короля», которого называют предателем и Роберт из Редин-га, и «Анналы святого Павла» («AnnatesPaulini»).{641} Дэйрел был рыцарь родом из Йоркшира, прежде служивший семейству Перси, известный противник короля. В 1313 году он был арестован за причастность к убийству Гавестона; в 1322 году его снова задержали за соучастие в вооруженном сопротивлении воле короля и в наказание посадили на два года в Тауэр.{642} Финансовые затруднения могли подсказать Дэйрелу идею — передать шотландцам нужные сведения. Мы знаем, что незадолго до того он устроил набег на земли своего соседа и ограбил его — а значит, переживал тогда тяжелые времена; более того, говорили, что шотландцы щедро заплатили за сведения, необходимые для похищения королевы.{643} В «Анналах святого Павла» утверждается, что еще в мае, когда Парламент заседал в Йорке, Дэйрела арестовали за предательство королевы, но отпустили за недостатком точных доказательств. Однако король уволил его со службы.{644} Отсюда следует, что заговор с целью захватить Изабеллу возник на несколько месяцев раньше, а затем Дэйрел, обозленный увольнением и по-прежнему испытывающий нехватку денег, сделал вторую попытку в сентябре.
Эдуард провел Рождество того года в Йорке и пригласил туда учащихся колледжа Кингс-Холл. Изабелла присоединилась к Эдуарду в Йорке около 1 января 1320 года, так как в этот день она раздавала дорогие подарки, в том числе и драгоценности.{645} Эдуард уже договорился касательно того, чтобы ехать во Францию приносить оммаж Филиппу V, и королева, несомненно, предвкушала это путешествие, приготовления к которому начались сразу после празднования Нового года{646} — ведь она уже шесть лет не была на родине.