— Что он хотел?
— Сказал, что пора мне уходить, — поправил галстук Василий Петрович.
— Я так и думал, вроде того… Здесь хоть немного начну понимать по-французски, — криво улыбнулся Одинцов, — правда, вот пока не с кем разговаривать.
— А что, тебя в одиночную камеру определили?
— Да, когда очнулся, никого нет, одна моя койка только. Вы попросите их, если есть кто из наших, русских здесь, чтобы меня с ним вместе посадили.
— Хорошо, я сейчас зайду к начальнику, поговорю… — задумчиво произнес Василий Петрович.
— А куда это меня привезли? — оглянулся на окна Виктор. — Вроде не в Торси мы.
— Это городок Vert Galant, — слабо улыбнулся эмигрант, — веселое название, между прочим.
— Веселое?
— Переводится, как волокита или повеса.
— Вот угодил! А как называется это заведение?
— Тюрьма Seine Saint-Denis…
— Похоже на название улицы проституток в Париже?
— Не совсем…
Виктор с полминуты помолчал, потом посмотрел собеседнику в глаза:
— А Вы как во Францию попали, Василий Петрович? Расскажите хотя бы вкратце!
— Вкратце? — эмигрант задумался, достал из кармана чистый носовой платок, протер глаза и потом произнес:
— В 1917-м мои родители, которые владели небольшим заводом под Воронежем, уехали в Аргентину. Потом, в 25-м вернулись в Россию, большевики всех звали обратно, когда стали проводить НЭП. Мне как раз только год исполнился.
— И что, отдали им завод?
— Как бы не так, — горько усмехнулся Василий Петрович, — пришлось начинать с нуля. Но ничего, трудолюбия и терпения им было не занимать, снова свое дело подняли. Эх, если знать бы заранее… — старик поморщился и потряс головой, словно отгоняя от себя эту мысль.
— А что случилось? — придвинулся ближе Одинцов.
— В 37-м расстреляли и отца моего и мать. Остался с маленькой сестрой на руках. Двинулись мы к тетке в Ростов-на-Дону. А когда началась война, сразу пошел добровольцем на фронт, хотя мог бы и не делать этого.
— Почему?
— Я еще имел статус гражданина Аргентины тогда. Но плюнул на все и пошел воевать, время было такое…
Василий Петрович помолчал и продолжил:
— Потом окружение под Харьковом, плен, концлагерь. Удалось бежать и пробраться во Францию, там партизанил.
После войны пожил немного в Париже, затем решил уехать по работе в Бразилию.
— А кто Вы по профессии были?
— Инженер. Мосты строил. В Южной Америке отработал 10 лет, вернулся. Теперь доживаю здесь.
Одинцов ошеломленно протянул:
— Даааа… Вот это биография, я понимаю! А в Россию к нам приезжали?
— Нет, так с войны и ни разу. Сестра навещала меня несколько лет назад.
— Fin rendez-vous! — снова раздалось за спиной.
Василий Петрович встал, и, прощаясь, достал из кармана визитную карточку:
— Вот здесь мои координаты, звони Витя, если что. Я еще приеду сюда. Тебе должны адвоката дать, а насчет переводчика я позабочусь. Сейчас зайду к начальнику, поговорю с ним…
Виктор неторопливо допивал горячий чай, ощущая на себе заинтересованные взгляды узников Seine Saint — Denis. Весть о новичке молниеносно распространилась по коридорам тюрьмы. Напротив Одинцова за столом сидел мулат со странной прической на голове. Его короткие, жесткие волосы были покрашены в какой-то синевато-фиолетовый цвет, тонкие длинные пальцы пестрели наколками, и время о времени вздрагивали.
Когда Виктор бросил взгляд на руки соседа, тот усмехнулся и произнес:
— Je me sens mal…[10]
— Чего? — неожиданно по-русски ответил Одинцов.
— Je narcomane, — улыбнулся мулат и протянул пальцы русскому — Jan Templer!
— Виктор, — машинально пожав их, ответил Одинцов.
— Très bien,[11] — расплылся в улыбке Жан. Он еще что-то стал быстро говорить Виктору, но раздался громкий звонок — обед закончился. Заключенные встали, и, переговариваясь, медленно побрели в камеры.
— Attends![12] — чья то рука легла сзади на плечо Виктора.
Он обернулся.
Молодая женщина в форме, отличающейся от одежды охранников, смотрела ему в глаза. Смугловатая кожа, черные волосы кудрявой копной рассыпались по плечам, нос с чуть заметной горбинкой и глаза цвета спелых оливок придавали бы ее лицу приятное выражение.
Если бы не взгляд, холодный, словно у змеи. И тонкие губы.
Лицо властной женщины, привыкшей к повиновению.
Она с интересом рассматривала новичка. Взгляд скользнул по фигуре Виктора, быстро пробежав от колен до его подбородка, потом неподвижно застыл, вонзившись, словно двумя копьями в глаза заключенного.