— Благородно, не спорю. Только одно НО! У нас уже есть два штрафа за хулиганство и предупреждение от полиции. Ты хоть представляешь, какая шумиха поднимется в газетах? Немец и русский, нацист и большевик, в пьяном угаре убили двух мирных французских граждан, совершающих вечерний променад, в том числе невинную девушку и благонравную прихожанку! Да нам по минимуму светит лет по десять каторжных работ и можешь навсегда проститься с мечтой о небе. Не поможет даже твоё благородное происхождение, а известие о том, что твой отец и дядя на прошедшей войне бомбили французов, только усугубит твоё положение. Ты этого хочешь?
— Я не нацист!
— Да неужели? А что зафиксировано в полицейских протоколах ты уже забыл? Кого ты там называл «вонючими лягушатниками», «сраными петухами» и «тупыми обезьянами»? Ладно бы «лягушатниками и петухами» это ещё понятно, но при чём тут «тупые обезьяны»? А ведь это и есть нацизм!
— Этот грабитель, прежде чем ударить ножом, тоже обозвал меня «колбасником» и «свиньёй собачей». — Альберт набычился. — Меня! Барона Виндишгреца!
— Ага! И ты обиделся? Интересно, а откуда он вообще узнал, что ты немец? Может он провидец? — мне-то всё понятно. Обычно грабители на убийство идут неохотно, всё-таки чувство самосохранения им тоже присуще. Видимо Альберт «очень постарался» разозлить налётчика, а он это может, когда захочет, в этом я уже убедился. Парень совсем за языком не следит. Когда-нибудь нарвётся за это не по-детски, но объяснять ему что-либо совершенно бесполезно. Он считает, что в своём праве раздавать ярлыки направо и налево и совсем не считается с чужим мнением и тем более чувствами. Ничего, скоро сдаст экзамены и укатит к своему дяде в Мексику. «Баба с возу, кобыле легче!» ©
Всё-таки как быстро летит время! Стою на палубе «Иль-де-Франс» и вместе со своими спутницами любуюсь на морской закат. Маркус остался в своей каюте и работает с документами. Через двое суток океанский лайнер прибудет в Нью-Йорк, и наше путешествие закончится. Люся о чём-то щебечет с Катериной, старательно выговаривая русские слова. Пока получается плохо, но Катя терпеливо учит девочку правильному произношению, и первые успехи в обучении уже есть. Смотрю с улыбкой на «младшую сестрёнку» и вспоминаю свои последние месяцы в Париже.
Маркус Майер ещё в прошлом году в Париже подписал предварительную договорённость с Джейкобом Шубертом о постановке «Нотр-Дам» на сцене его бродвейского театра. Осталось согласовать детали, но это произойдёт уже на месте, после осмотра сцены театра и знакомства с театральной труппой. Вот Майер и набрасывает окончательный вариант соглашения. Продюсер у меня серьёзный, и хотя опыта в составлении именно таких «театральных» договоров пока не имеет, но через его руки прошло немало подобных документов в бытность его работы главным управляющим сети отелей в Швейцарии и Германии. Мне кажется, что Шуберту достался достойный соперник.
Это какой-то Рок! Такое впечатление, что в этом времени меня окружают одни только евреи. Разве что мой бывший партнёр Луи Лепле клятвенно меня заверил, что в их роду этого «крапивного семени» отродясь не было. Я не антисемит, наоборот, отношусь к этому народу спокойно и доброжелательно, тем более что представить себе Одессу без евреев вообще невозможно, иначе это будет уже не Одесса. Но Франция? Америка? Откуда их здесь столько?
Всё-таки, что ни говори, но музыкальность у них в крови, впрочем, как и склонность к финансам… и авантюрам на этой почве. Джейкоб Шуберт оказался даже не столько евреем, сколько самым натуральным и отъявленным жидом. Я просто наслаждался «переговорами» Розенберга с этим потомком выходцев из России. Ага, папа и мама Яши Шуберта тоже оказались эмигрантами из бывшей Российской Империи. Куда не глянь, всюду «наши»… Мюзикл наделал много шума не только во Франции, его отзвуки долетели за океан, и первыми ответными «брызгами» стало появление на французской земле этого бродвейского шоумена.
После близкого знакомства с этим дельцом от шоу-бизнеса мне стало понятно, что можно быть полным профаном в музыке, но иметь хорошее финансовое чутьё и коммерческий успех тебе обеспечен. За каждый доллар своего будущего гешефта Яша бился как остро нуждающийся жених за приданное будущей жены. Но «тёща» в лице Розенберга оказалась «дамой неуступчивой» и ни в какую не желала, чтоб лишние деньги ушли «из семьи». Мнение «невесты», мечтающей поскорее «выйти замуж», тут никому не было интересно, оттого сидел молча и не отсвечивал.