Хронист постарался дискредитировать жителей нормандского города Кана[235], которые находились в войске коннетабля Франции, когда англичане наступали на их город (1346 г.). Как только горожане Кана, по словам Фруассара, заметили издали английских лучников, «которых они еще не привыкли видеть», то они, «были так напуганы и подавлены, что никакие силы мира не смогли бы их удержать от того, чтобы они не обратились в бегство. Итак, каждый без всякого порядка отступал к городу, хотел того коннетабль или нет»[236]. Далее он рассказывает, как быстро стали после этого англичане продвигаться к городу и как вступили в него, производя страшные опустошения благодаря своим лучникам[237]. Он ни слова не говорит о том, как мужественно защищались жители, даже женщины и дети, как бились они до последнего с врагом на улицах родного города[238].
Может быть, Фруассар не знал об этом? Но история обороны Кана получила в то время значительную известность. И сам английский король Эдуард III писал в одном письме, что горожане Кана «защищались очень храбро и искусно, хотя схватка была крепкая и длительная»[239]. Зато Фруассар рассказывает о том, как коннетабль Франции и граф де Тарканвиль сдались в плен английскому рыцарю[240]. Рассказ этот — очень характерная иллюстрация к чисто «рыцарским» понятиям того времени. Дело в том, что у рыцарей было принято во бремя сражений «куртуазно» брать друг друга в плен. Фруассар говорит, что коннетабль и граф боялись попасть в руки английских лучников, «которые их совсем не знали» (иначе говоря, они боялись, что эти лучники поступят с ними «не куртуазно», т. е. убьют, вместо того чтобы взять в плен и назначить выкуп). Поднявшись на городскую стену, пишет Фруассар, коннетабль и граф заметили одного «славного английского рыцаря», которого когда-то прежде встречали, и принялись звать его и делать ему знаки. Когда тот приблизился, граф, сказал ему так: «Мессир Тома де Голанд, прислушайтесь к нам и возьмите вас в плен и спасите наши жизни от этих стрелков». «Когда же, — продолжает Фрауссар, — мессир Тома де Голанд услышал их, то почувствовал он и убедился тут же, что недаром поспешил (к ним), и был очень обрадован по двум причинам: первая была та, что он приобрел хороших пленников, за которых сможет получить сто тысяч золотых монет; другой же причиной было то, что он им спасал жизни, ибо они находились там в жалком положении и в большой опасности из-за лучников и валлийцев…»[241].
Здесь особенно характерен следующий момент: Фруассар говорит о двух знатных французских рыцарях такие вещи, которые дают полное право людям другой этики назвать их жалкими трусами; между тем у него не нашлось для них ни слова осуждения, ибо, по мнению Фруассара, одно дело — испугаться людей того же ранга, т. е. тоже рыцарей, а другое дело — пехотинцев, лучников, вышедших из низших слоев общества: последнее в расчет не принималось при оценке моральных и военных качеств рыцаря.
Фруассар посвятил свою хронику в основном событиям во Франции. Он подчеркивает, что эта страна — наиболее замечательная, по всеобщему признанию, в смысле рыцарской доблести. Здесь более чем где-либо могли найти применение своим силам рыцари различных стран. Например, когда снова возобновилась война с Фландрией после битвы при Розбеке, то от имени французского короля были посланы письма сеньорам других стран с предложением принять участие в войне, и Фруассар отмечает готовность этих сеньоров явиться во всеоружии. Хронист с восторгом описывает все, что касается добрых рыцарских традиций — как среди англичан, так и среди французов. Именно в этом усматривают некоторые западноевропейские историки «беспартийность» Фруассара. Впрочем, существует и другое мнение— и оно является общепризнанным, — что Фруассар описывал события то под «английским» углом зрения, то под «французским». Но это отнюдь не наложило заметного отпечатка на постановку тех вопросов, которые нас в данном случае интересуют и которые составляют своеобразие его хроники. У Фруассара Филипп VI — «воплощение чести»[242], а Эдуард III — король, «какого и подобного которому не было со времен короля Артура…»[243]. Герцог Анжуйский, дядя Карла VI, один из регентов, тиранивших Францию и грабивших королевскую казну» — «умен, изобретателен и (человек) большого мужества и большой предприимчивости»[244]. Соответствующими эпитетами характеризуются и рыцари, английские и французские, упоминаемые, перечисляемые и описываемые Фруассаром
241
Английские пехотинцы, набиравшиеся преимущественно в Уэльсе и вооруженные длинными ножами.