Вскоре последовало издание «Великого мартовского ордонанса» 1357 г., который фактически ставил королевское правительство под контроль Генеральных штатов. Но Париж думал только о себе, пренебрегая интересами других городов, а городская верхушка Парижа в свою очередь не считалась с остальной массой парижского населения. Д'Оржемон с явным удовлетворением отмечает, что «многие добрые города, когда узнали и увидели всю беззаконность действий означенных главных правителей, которых бы по 10 или 12, или около этого, отказались от участия в их делах и не пожелали платить (налоги)»[292]. Он всячески старается показать, насколько неудачны были все начинания Генеральных штатов — и не только в области финансовой политики, но и в делах управления вообще. О 22 сановниках (в их числе, как уже было сказано, находился и сам д'Оржемон), отрешенных от должности, д'Оржемон говорит, что «многие из них (по-прежнему) пребывали в Париже, и каждый, кто желал о чем-либо говорить с ними или обратиться к ним с какой-нибудь просьбой, мог в любой день видеть их»[293]. И д'Оржемон прямо заявляет, что эти сановники «вообще никогда не оставляли своих обязанностей»[294]. Этим он, очевидно, хотел сказать, что население обращалось с большей охотой и относилось с большим доверием к прежним королевским чиновникам, чем к лицам, назначенным на их место Генеральными штатами.
Далее д'Оржемон рассказывает, как новые должностные лица в счетной палате, назначенные Генеральными штатами, оказались не в состоянии справиться со своей работой: «Они отправились в Большой совет[295] и сказали, что необходимо вернуть в палату тех, кто в ней раньше был, чтобы они показали, как нужно вести дела в палате…»[296]. То, что Генеральные штаты решили столь энергично вмешаться в дела управления государством, является, с точки зрения д'Оржемона, совершенно недопустимым. Во всей деятельности Генеральных штатов, точнее — движения, возглавляемого Этьеном Марселем, д'Оржемон не нашел ни одного законного действия, ни одного полезного для страны начинания.
В соответствии с вышесказанным находится и отношение д'Оржемона к Этьену Марселю и его сторонникам. Д'Оржемон называет их «лживыми и злыми» людьми, которые выступают против «регента, своего законного сеньора»[297]. Этьена Марселя и его сторонников, а также и Карла Наваррского, находившегося в союзе с Парижем и некоторыми другими городами, д'Оржемон выставляет как прямых изменников королю. Он подробно останавливается на том, как Карл Наваррский с ведома Этьена Марселя ввел в Париж отряд английских наемников, и заявляет, что «парижский народ охотно перебил бы их всех, но купеческий старшина и прочие правители не потерпели бы этого»[298].
Итак, д'Оржемон относится к городскому движению 1356–1358 гг. явно враждебно. Но было бы неправильно. считать, что он вообще настроен против городов. Он видит в них возможного и полезного союзника королевской власти в затруднительные для нее моменты.
Д'Оржемон всегда старательно подчеркивает благоприятные для дофина моменты в позиции городов по отношению к королевской власти, а в некоторых случаях и в позициях отдельных групп городского населения. Он не скрывает удовлетворения, когда Генеральные штаты и Этьен Марсель терпят неудачи, пытаясь привлечь на свою сторону города. Дело в том, что французские города никогда не забывали и о собственных, местных интересах, так что король всегда мог рассчитывать на поддержку и помощь во всяком случае некоторых из них. Как показывает д'Оржемон, дофин так и поступил в 1356 г.: не договорившись с Парижем, он «приказал разослать некоторых королевских советников по бальяжам королевства, чтобы просить означенную эд у добрых городов»[299].
В 1357 г. дофин, воспользовавшись благоприятной ситуацией, объявил правителям Парижа, что «не желает более иметь опекунов», и «к великому прискорбию» последних стал сам объезжать «добрые города», обращаясь к ним за помощью[300]. В 1358 г., вскоре после восстания в Париже в феврале этого года и убийства двух маршалов на глазах дофина, Этьен Марсель и эшевены Парижа разослали письма различным городам с сообщением о случившемся и призывом к союзу с парижанами[301]. Но агитация успеха не имела, ибо, заявляет д'Оржемон, «многие города… держали сторону регента, своего законного сеньора»[302].
295
Большой совет, избранный депутатами трех сословий, согласно постановлению Генеральных штатов.