Но историограф Карла VI отмечает вместе с тем и сложность взаимоотношений между городской верхушкой и королевской властью. Он показывает в своей хронике это колеблющееся положение богатых горожан, которые боятся в одно и то же время и народного движения, и нажима со стороны королей. Он, например, рассказывает о том, что герцог Анжуйский, один из регентов при малолетнем короле, после городских волнений 1380 г. в течение 1381 г. семь раз напрасно созывал совещание с участием наиболее видных горожан с целью выбрать удобный момент для издания нового ордонанса о налогах: именитые граждане городов, как говорит хронист, «хранили в ответ на это глубокое молчание», зная, что «народ ворчит»[313]. А во время восстания «молотил» (1382 г.) «первые буржуа города» покинули Париж и переправили все свое имущество в другие места, «не желая быть причастными к оскорблению, наносимому восставшими королю»[314]. Хронист показал также, что королевское правительство в свою очередь то видит опору своей власти в лице городской верхушки, то боится вспышки недовольства с ее стороны. Хронист говорит, что перед походом во Фландрию герцогу Бургундскому (одному из регентов королевства) пришлось созвать «первых буржуа города» Парижа и красноречиво уговаривать их заниматься обычными делами и оставаться верными королю[315].
То, что официальные историографы королевства, а также автор «Нормандской хроники» видели в городах опору королевской власти (считая вместе с тем, что королю следует вести себя с этим союзником весьма осмотрительно), имело следствием иное, по сравнению с Фруассаром, отношение к вопросу о военной силе городов В то время как Фруассар относится к горожанам-воинам с презрением, д'Оржемон и автор «Нормандской хроники» воздают им хвалу. Даже когда речь в «Больших хрониках» идет о врагах короля — фламандцах, то отмечается преимущество их боевого порядка перед рыцарским строем: «Из-за множества копий, которые густо держали фламандцы перед собой, тесно (прижавшись друг к другу), не мог благородный граф Роберт[316] ни расстроить (их ряды), ни пройти сквозь них»[317]. Автор «Нормандской хроники» пишет, что при Креси отряд горожан Орлеана на поддался общему бегству, а остался при короле и почти целиком погиб[318]. Этот же хронист, рассказывая об осаде англичанами города Блэ[319], говорит, что англичане ничего не достигли благодаря энергичным действиям одного из защитников города — Милона де Отрона, «хотя он и был не рыцарем, а буржуа из Тулузы…»[320].
Особенно интересно остановиться на описании в «Больших хрониках» взятия англичанами Кана в Нормандии[321], о чем пишет также и Фруассар. В «Больших хрониках» изображается совсем иначе, чем у Фруассара, поведение горожан, Кана, как и действия коннетабля и крупного сеньора графа де Танкарвиля. Горожане Кана показаны как храбрые, самоотверженные защитники города, а поведение вышеупомянутых сеньоров представлено как не внушающее никакого доверия[322]. «Народ защищался изо всех сил, особенно возле бойни, а также на мосту, так как там была наибольшая опасность. И женщины, как говорят, чтобы помочь, притаскивали своим мужьям двери и окна от домов[323], а также вино, чтоб они были храбрее в бою… И сражались они с утра до вечера». А коннетабль и граф де Танкарвиль ушли из замка и укреплений в город[324] — не знаю, почему они так сделали, — и тотчас же были взяты англичанами в плен и отправлены в Англию».
Ниже мы увидим, что эти хронисты, в отличие от Фруассара, показывают, что в это время рыцарство в качестве военной силы уже клонилось к упадку и что пехота — не иноземная, а из французских же горожан — должна стать активным элементом во французской армии.
В военном отношении XIV век ознаменовался крупнейшими поражениями французских рыцарей на поле битвы, и эти поражения произвели сильнейшее впечатление на соседние страны. Знаменитый Петрарка по этому поводу писал: «Во времена юности моей британцы, которых именуют англами или англичанами, считались самыми трусливыми среди варварских народов; теперь же это народ очень воинственный. Он опрокинул старинную военную славу французов победами столь многочисленными, столь неожиданными, что те, которые в былые времена уступали презренным шотландцам…, так разорили целиком и полностью все королевство огнем и мечом, что мне, проезжавшему недавно через него по (собственным делам), трудно было убедиться, что то была страна, которую я видел прежде»[325]. Но эти поражения французских рыцарей не были подобны прежним: здесь рыцари были разбиты в результате столкновения с новой военной силой — пехотой, притом пехотой иного качества, чем та, какая до сих пор принимала участие в сражениях.
325
Francisci Petrarcae epistolae de rebus familiaribus et variae. Еd. J. Fracassetti. Vol. III. Florentiae, 1863, p. 162.