4. Изображение народных движений
Народ в произведениях хронистов анализируемого течения занимает лишь самое второстепенное место. Они очень мало интересуются его положением и тяготами и страданиями, которые выпадали на его долю. О тяжелом положении народа они обычно лишь упоминают, и только в тех случаях, когда речь идет о налогах, порче монеты, дороговизне и неурожайных годах[479], т. е. при описании тех явлений, которые в той или иной степени сказывались также и на положении привилегированных слоев городского населения, почему особенно и интересовали хронистов. Повседневная же тяжелая жизнь народа их не трогает. Иное дело — когда происходят народные движения в городе и деревне. Здесь хронисты проявляют живой интерес к событиям, особенно если они связаны с городскими восстаниями.
О так называемом движении «пастушков» (1320 г.)[480] говорят, например, авторы «Фландрской» и «Парижской» хроник, особенно автор последней, поскольку «пастушки» побывали в Париже[481]. О социальном составе восставших хронисты сообщают, что это были «пастушки и иные бедные люди» (pâstouriaux et d'autres menues gens)[482] или что это были «некие простые люди (aucuns simples) из различных областей Нормандии»[483]. Кроме того, указано, что «пастушки» по дороге к Парижу проходили «через города и поля» и к ним присоединялись «самые простые люди из народа» (lez plus simples du peuple)[484].
Ясно, что наряду с беднейшей частью крестьянства среди восставших было много представителей городских низов. Авторы «Фландрской» и «Парижской» хроник относятся к «пастушкам», как и следовало ожидать, крайне отрицательно. Автор «Парижской хроники»[485] называет движение «пастушков» «дьявольщиной», захватившей, как он говорит, «многих из народа». И король был премного обеспокоен тем, что народ «впадает в такое заблуждение».
Было, конечно, о чем беспокоиться и городской буржуазии. Автор «Парижской хроники» признает, что «пастушки» находили сочувствие со стороны части населения Парижа. По улицам Парижа, говорит хронист, «пастушки шествовали, держа в руках палки, на концах которых были подвешены кошельки, куда им клали деньги». Когда же король, увидев происходящее, приказал прево Парижа потихоньку, «не возбуждая волнений среди народа», схватить кого удастся из «пастушков» и посадить в тюрьму, последние были освобождены их товарищами и затем вместе с теми из горожан, кто присоединился к ним, избили до полусмерти прево и сопровождавших его стражников из Шатле.
Нигде у этих хронистов нет сведений о положении крестьянства, в частности о тех фактах, которые не могли не спровоцировать его на такого рода выступления. Напротив, с их точки зрения это было безрассудное движение, лишенное какого бы то ни было основания, происшедшее по непонятной причине[486] и столь же непонятно закончившееся («рассеялись, словно дым»)[487]. Что же касается движений чисто городских, то для первой половины XIV в. в истории Французского королевства они сводятся в основном к восстаниям во фландрских городах. Отношение хронистов городского течения к событиям во Фландрии и к борьбе между Фландрией и Францией сложно, но классовые позиции очевидны: они всегда подчеркивают враждебное отношение к мелким ремесленникам и городской бедноте, противопоставляя им зажиточную верхушку фландрских городов.
Когда наместник Филиппа IV во Фландрии граф де Сен-Поль истощил терпение фламандцев своими вымогательствами, брюггские ремесленники, роптавшие более других, решили перебить французский гарнизон (1302 г.). В связи с этим автор «Фландрской хроники» замечает, что о намерении ремесленников узнали «наиболее крупные буржуа» (li plus grands bourgois) Брюгге, «которые стояли на страже закона»[488]. Последние слова я должным образом характеризуют позицию хрониста: в его глазах брюггские буржуа — безусловные представители порядка и справедливости. Хронист говорит далее, как они срочно дали знать графу де Сен-Поль, «чтобы он, бога ради, приехал, ибо народ (li communs) начал ворчать»[489]. В результате произошла «Брюггская заутреня» (1302 г.). Главою движения ремесленников против — патрициата и французского владычества был ткач из Брюгге по имени Питер Конинг[490], человек мужественный и прекрасный оратор, сыгравший затем большую роль в победе при Куртрэ. Автор «Фландрской хроники» лишь упоминает о нем, а Жоффруа Парижский подвергает вождя фламандцев и его соратников самым ожесточенным нападкам. Прежде всего он возмущается поведением фламандцев,
480
Интересное исследование этого движения с использованием хроник других стран см.
481
Chr. de Fl., р. 325; Chr. paris., p. 46–48. Сообщение автора «Фландрской хроники» укладывается в одну фразу.