О себе самом автор «Хроники первых четырех Валуа» не говорит абсолютно ни слова — ни прямо, ни косвенно. Хронист был, очевидно, жителем Руана, судя по тому, сколь большое место занимает в его хронике история Руана в XIV в. Но, к сожалению, в том, что касается общественного положения хрониста, мы должны ограничиться лишь предположениями. Очень вероятно, он, подобно автору «Парижской хроники», был правоведом. Возможно, что при этом он был духовным лицом. Возможно также, что он занимался одно время в Парижском университете, коль скоро так возмущается поведением прево Парижа Гуго Обрио, нарушившего некоторые права университета[586]. Как правовед, он мог интересоваться различными правами и привилегиями, в том числе и привилегиями духовенства[587].
Хронологические рамки его труда — 1327–1393 гг. Люс вполне справедливо полагает, что писалась она во второй половине XIV в., ибо изложение становится более подробным и интересным начиная с первых лет правлений Иоанна II, т. е. с 50-х годов XIV в. Таким образом, хроника повествует совсем о других событиях, чем те, о которых до сих пор шла речь в данной главе. Но, как мы увидим далее, в изложении этих событий получили отражение черты, которые сближают автора «Хроники первых четырех Валуа» с хронистами-горожанами.
Прежде всего следует отметить, что симпатии автора «Хроники первых четырех Валуа» явно на стороне горожан, что особенно видно в описании военных действий, которым в хронике уделено очень много места. Можно даже подумать по тем подробностям, которые приводит хронист, что он сам бывал на войне. Поскольку хронист описывает события периода Столетней войны, он, естественно, более всего останавливается на роли горожан в качестве воинов, защитников королевства Франции. Это был один из тех принципиально важных вопросов, который возник в ходе Столетней войны, вызвавшей к жизни целый ряд новых понятий, представлений и чувств среди различных слоев населения. Автор «Хроники первых четырех Валуа» показывает, что горожане в качестве воинов нисколько не уступали рыцарям в храбрости, ловкости, силе удара. Он сообщает, что когда англичане завладели Каном после упорного сопротивления его защитников, улицы города были усеяны трупами жителей (1346 г.)[588]. Он отмечает выдающуюся роль горожан Орлеана, Руана, Гарфлера и других городов Северной Франции в деле охраны переправ на Сене и морского побережья во время наступления со стороны англичан[589]. Он говорит о роли горожан в отдельных сражениях: например при осаде французами Бретейля (1356 г.), где было убито и ранено 20 арбалетчиков из Руана[590]; при осаде французами Бутанжура (1359 г.), где штурм был начат успешно руанцами[591]; при осаде Гарфлера англичанами (1378 г.), где арбалетчики из французских городов «сделали большое дело и многих англичан ранили»[592]. Но хронист не ограничивается просто констатацией фактов. Он считает, что горожане должны быть важной составной частью королевского войска наряду с рыцарями. Он указывает на то, что накануне сражения при Пуатье в королевской армии было много горожан из Парижа, Руана, Амьена и других городов королевства[593]. Однако Иоанн II, готовясь идти в бой, распустил городское ополчение. «То было безумием как с его стороны, так и со стороны тех, кто ему это посоветовал сделать, как думали многие», — замечает хронист[594]. Судя по приведенным словам, хронист, очевидно, считал этот факт одной из причин поражения французов при Пуатье. Ниже он выражает свою мысль гораздо более прямолинейно. По поводу крупной победы над англичанами в 1372 г., когда была вновь занята французами Ларошель, он говорит, что эта победа «была достигнута отнюдь не высокопоставленными и знатными, а маленькими и бедными людьми (par petite gent et povre homme). И потому не следует относиться к бедному человеку с презрением и дурно обращаться с ним»[595].
Последняя мысль является очень смелой для автора «Хроники первых четырех Валуа», который в общем стоит на весьма умеренных позициях. Отметим, кстати, что это единственное место в хронике, где автор проявляет какой-то интерес к тяжелому положению народа. Мы полагаем, что в данном случае хронист имеет в виду не только низшие или средние слои городского населения, но и крестьянство. Описывая осаду Бутанжура, он обстоятельно говорит о том, какую большую помощь оказали французским рыцарям крестьяне близлежащих деревень (les gens du plat pais d'entour). «Добрые крестьяне», говорит он, находясь чуть ли не по пояс в воде, заполнили стволами и сучьями часть пруда у крепостной стены и устроили настил, по которому французские войска неожиданно для врага устремились к городу[596]. «Очень хорошо они там действовали»[597], — резюмирует хронист. Это сказано неспроста. Хронист, очевидно, решил привести также и данные о роли крестьянства в военных действиях против англичан в ответ на презрительное отношение дворянства к горожанам и к крестьянам: и тех и других дворяне называли Жаками Простаками (Жак Простак — кличка, данная первоначально французскими дворянами именно крестьянам). Английские дворяне это подхватили: хронист рассказывает, как они кричали, обращаясь к горожанам, охранявшим переправу через Сену: «Убирайтесь, Жаки Простаки!»[598]
587
Люс полагает, что автор — духовное лицо, ибо проявляет большой интерес к церковным делам, особенно к привилегиям духовенства (см. его предисловие к указанному изданию, р. XVIII–XIX).