Несомненно сочувствие обоих хронистов к восставшим в 1358 г. крестьянам. В отличие от других хронистов, Жан де Венетт и монах из Сен-Дени начинают рассказ о Жакерии с изложения ее причин, оправдывающих восстание. Для сравнения обратимся к другим авторам. У Фруассара сказано: «Некие люди из деревень собрались без предводителя в Бовези, и было их вначале не более 100 человек, и заявили они, что все дворяне королевства Франции, рыцари и оруженосцы, опозорили и предали королевство и что было бы большим благом всех их уничтожить»[679]. Как видим, Фруассар, приводя причину, вызвавшую возмущение крестьян против дворянства, делает это устами восставших. Сам же он, конечно, отнюдь не склонен приписывать дворянству такого рода вину и считать, что крестьяне имели хоть какое-то моральное право на восстание против господ.
Пьер д'Оржемон пишет: «В понедельник, 28 мая, взбунтовались некие мелкие люди в Бовези… и устроили сборище для злого дела»[680]. Автор «Нормандской хроники»: «Крестьяне заявили, что рыцари, которые обязаны охранять их, договорились между собою отнять у них все их имущество»[681]. Причина недовольства крестьян и здесь указывается, но опять-таки от имени самих крестьян; хронист не высказывает своего согласия с таким заявлением и не выражает сочувствия к ним. Автор «Хроники первых четырех Валуа» говорит о возникновении восстания лаконичнее всех: «В то время вспыхнул бунт жаков в Бовези, и начался он с Сен-Лу де Серен и в Клермоне…»[682]. О причинах восстания он вообще умалчивает.
Каково же мнение Жана де Венетт и монаха из Сен-Дени? «В том же 1358 г., летом, — пишет Жан де Венетт, — крестьяне, проживающие в окрестностях Сен-Лу де Серен и Клермона в диоцезе Бовези, видя несчастья и насилия, которым их подвергали со всех сторон и от которых их собственные господа нисколько их не защищали, а еще более, будто враги, жестоко угнетали, возмутившись против дворян Франции, взялись за оружие…»[683]. «Так как сельские жители, — читаем у монаха из Сен-Дени, — со всех сторон подвергались грабежу и не было никого, кто бы дал отпор врагам и грабителям…, то под предводительством некоего крестьянина, которому имя было Гильом Каль, восстали против дворян»[684]. Таким образом, мы видим, что, по мнению этих двух хронистов, сами условия жизни народа и невыполнение дворянами долга перед народом вынудили крестьян и частично горожан выступить с оружием в руках против дворянства. Эти хронисты отмечают, что некоторые города, недовольные поведением дворянства, сочувствовали восставшим крестьянам. Жан де Венетт прямо говорит, что жители города Mo «ненавидели дворян из-за чинимых ими насилий»[685]. В это время в цитадели Mo, именуемой Рынком, укрывалась жена дофина Карла с группой дворян. Горожане Mo, «с удовольствием, как говорили они, напали бы на них с оружием в руках, если бы получили хорошую подмогу из Парижа»[686]. Выше мы цитировали хронику монаха из Сен-Дени, где указано, что некоторые города выступили против дворян, ибо последние не защищали народ, а только «пожирали его имущество»[687]. Следует отметить еще, что, по мнению Жана де Венетт[688], дворяне во время Жакерии получили по заслугам за свое презрительное отношение к крестьянам. Прозвище «Жак Простак», рассказывает Жан де Венетт, дворяне дали крестьянам из презрения к их простосердечию и неловкости в обращении с оружием по сравнению с дворянами. К середине XIV в., как утверждает Жан де Венетт, французские крестьяне утратили свое прежнее название — rustici[689]: их стали повсюду именовать не иначе, как «жаки». И Жан де Венетт говорит в заключение: «Многие[690], которые в это время насмехались (над крестьянами), впоследствии сами оказались осмеянными, ибо затем жалким образом погибли от руки крестьян…» (во время Жакерии).
Итак, Жан де Венетт и монах из Сен-Дени считают, что крестьяне имели вполне законные основания воз мутиться против дворян. Но в то же время хронисты в. ужасе отступают перед теми методами правосудия, какие избрали восставшие крестьяне. Жан де Венетт расценивает Жакерию как «чудовищное», «слабоумное дело»[691], и считает, что оно обречено на неудачу с самого начала. Жан де Венетт твердо стоит на этой точке зрения потому, что крестьяне, как он говорит, действовали «не по божьему наущению и не по справедливому соизволению верховного владыки, но сами по себе», «поэтому их устремлениям скоро пришел конец». Итак поскольку действия восставших не узаконены свыше, они равносильны преступлению. Как говорит Жан де Венетт, «те, которые первоначально предприняли это (дело), как им казалось, из рвения к справедливости, так как их собственные сеньоры их не защищали, а притесняли, обратились на дела презренные и нечестивые… И что особенно прискорбно, жен и маленьких детей дворян, которых находили, предавали жестокой смерти»[692]. «Не щадили они даже тех (из дворян), — отмечает монах из Сен-Дени, — с которыми были вместе вскормлены и обучаемы»[693].
688
Spicil., III, p. 114. Что же касается слова «Жакерия», то среди всех источников, использованных в данной работе, оно встречается только в хронике Фруассара (Froiss., éd. Kervyn, VI, p. 55).