Весной и летом 1711 г. лорд Портмор продолжал уверять своих коллег в правдивости показаний Халлера{16}. Это вполне понятно, ведь именно к нему обратился Халлер со своими разоблачениями, и именно Портмор сообщил о них британскому правительству: дезавуировать их теперь генералу было бы сложно. Кроме того, подозрения в адрес португальцев были ему на руку: военные действия на Пиренеях шли в последнее время не слишком успешно, ситуация на этом театре виделась Портмору все более тупиковой, и возможность ссылаться при всяком удобном случае на ненадежность португальских союзников была ему очень кстати. Другие британские представители в Португалии, впрочем, воспринимали сообщение Халлера более скептически. В письме к лорду Дартмуту, государственному секретарю Южного департамента, дипломат Томас Леффевр (в 1709-1710 гг. поверенный в делах в Лиссабоне), характеризует француза как подозрительного типа и сомневается, что португальцы действительно пытались заключить сепаратный мир. Вместе с тем он допускает, что они были заинтересованы в неофициальном перемирии с Бурбонами, не желая при этом и порывать с англичанами (и терять английские субсидии). В итоге же он приходит к тому же практическому выводу, что и Портмор: британские усилия на Пиренейском полуострове пора сворачивать, поскольку толку от них все равно не предвидится{17}.
Подобная позиция становится типичной в английских правительственных кругах. С одной стороны, Халлер не производит впечатление надежного человека, особой веры ему, конечно, нет. С другой, его сообщение слишком серьезно, чтобы его игнорировать, — но и проверить его тоже невозможно. С третьей стороны, усталость от войны и разочарование в португальских союзниках стремительно нарастают. Как раз в 1711 г. к власти в Англии пришел новый кабинет тори во главе с лордом Оксфордом и виконтом Болингброком, настроенными именно на прекращение войны: многие британские дипломаты и военные начинают переориентировать соответствующим образом свои политические и карьерные стратегии. Все это диктует и восприятие ими Халлера: хотя он и сомнительный тип, но нет дыма без огня, наверное, что-то такое там было. В подобном ключе высказывается, например, британский консул Джон Мильнер в письме к Эразмусу Льюису, заместителю государственного секретаря и приятелю Свифта и Поупа{18}. Маловероятно, пишет он, что португальцы действительно стали бы всерьез вести такие переговоры через Халлера, человек без всякого статуса и опыта, и еще менее вероятно, что они решились бы разорвать отношения с Великобританией. Вместе с тем, полагает Льюис, весь этот эпизод отражает их недовольство общим ходом военных действий. В том же смысле высказывается в своих письмах и Джордж Делаваль, британский посол{19}.
Так все-таки были или нет переговоры? 1 мая британские представители встречались с португальским государственным секретарем Дьогу д Мендонсой Корт-Реалем, который как раз и фигурирует в сообщении
Халлера как главное действующее лицо в переговорах. Как сообщал лорд Портмор в Лондон, в ходе встречи «были представлены два письма от маркиза де Бэ к государственному секретарю [д Мендонсе], которые должны были дискредитировать открытие Халлера, но имели совершенно иной эффект». Британцы, настаивает Портмор, вернулись с этой встречи уверенными, что сообщение Халлера имело под собой почву. Еще бы: португальцы сами сознались, что какая-то переписка действительно имела место!{20} Однако другой британский участник встречи, дипломат Томас Леффевр, одновременно доносил в Лондон, что «рассказ француза маловероятен от начала и до конца». По его словам, госсекретарь д Мендонса уверяет, что вся эта интрига была затеяна де Бэ, чтобы посеять вражду между союзниками (впоследствии именно эту версию авантюрист предложит в свое оправдание французским властям) — но это сомнительно. Скорее Леффевр готов поверить, что речь идет об уловке португальцев, надеявшихся таким образом выбить себе дополнительные субсидии; и в любом случае, данный эпизод отражает общую истощенность страны. Вне зависимости от того, имели переговоры место или нет, ключевые лица при португальском дворе не желают больше вести активные военные действия — «никакого толку от этого союзника ожидать не приходится»{21}.