Нетти взяла конверт.
На нем была печать и подпись:
«Арнольд Меси и Ко.
5, улица Нассау, Нью-Йорк».
Она вдруг страшно побледнела и, сделав над собой усилие, отдала письмо Колоссу, который поспешно распечатал его.
— Вот, слушайте! — и он прочел громким голосом: «Мистер Арнольд Меси, посетивший вчера, до публичного открытия, выставку Национальной галереи, просит мисс Н. Дэвис пожаловать в два часа в зал конкурса, чтоб переговорить с ним о покупке ее замечательной картины».
Нетти вздрогнула.
— О, — воскликнула она, закрыв лицо руками.
Эванс в молчании смотрел на нее. Какие же это тайные страдания постоянно омрачали это чистое существо?
Колосс мягко взял руку Нетти.
— Терпение! — сказал он ей. — Терпение и старание!
6
КУПИТЕ! КУПИТЕ БОЛЬШУЮ НОВОСТЬ!
При въезде в Нью-Йорк с северной стороны мы оказываемся в непроходимой чаще узких и грязных улиц. Это остатки старого города. Они тянутся вдоль берега реки и представляют собой лабиринт, куда не проникает ни свет, ни воздух…
Одна из таких улиц зовется Старый Каток.
И, действительно, нужно проявить чудеса ловкости, чтобы не поскользнуться на ее грязной покатости и не упасть в зловонные ручьи, протекающие по ее краям.
Здесь, на углу улицы Фронт, в нескольких шагах от берега, стоит высокое здание, когда-то служившее, вероятно, складом различных товаров. Это нечто вроде рынка, покрытого крышей, с которой дождь и ветер сорвали черепицу, обнажив сгнившие балки. Истлевшие и плохо прикрепленные одна к другой доски его стен кажутся старой заплесневевшей бумагой.
Кучи грязи у полусгнившего фундамента дома чередуются с лужами грязной и вонючей воды. Сорвавшаяся с одной петли дверь ведет вовнутрь…
Через окна, вырезанные высоко в стенах, едва пробиваются лучи солнца.
В этой затхлой полутьме едва можно разглядеть формы каких-то существ, похожих на людей. Чьи-то маленькие тела лежат, тесно переплетенные между собой. Головы, ноги — все смешалось, покрытое грязными лохмотьями, на фоне которых резко выделяются лица, руки и голые ноги.
Где-то бьет семь часов.
Тогда в разных концах помещения поднимается несколько фигур. Это взрослые люди, которые тоже спали здесь, в этом вертепе грязи и нищеты. Один из них прикладывает пальцы к губам и издает пронзительный и долгий свист, который повторяют его помощники.
И как в театральных представлениях жезл колдуна вдруг оживляет неподвижные камни, так и тут вся эта масса внезапно начинает потягиваться, копошиться, толкаться…
— Эй, черти! Вставать!
Это воззвание относится к детям: это дети валяются здесь, скученные, будто животные в стойле.
Свисток оказывается недостаточным средством, как и крик. Тогда раздаются хлопки длинного бича. Нельзя поручиться, что этот бич не достанет спину или голову кого-нибудь из этих несчастных.
Во всяком случае, так как подъем происходит недостаточно быстро, один из взрослых врывается в этот муравейник, раздает удары направо и налево, толкая ногой то того, то другого, и сопровождает все это грязными ругательствами, хлопаньем бича и свистом.
Происходит жуткая толкотня и потасовка.
Тут собраны дети разных возрастов, начиная с мальчишки десяти-двенадцати лет, бледного, худого, иссохшего, и кончая ребенком пяти лет, сохранившим остаток младенческой свежести на щечках.
Кто эти дети?
Это покинутые отцом и матерью, убежавшие из родительского дома, изгнанные из-под пустынного крова, бегущие своими маленькими ножками по пути порока и мошенничества. В Нью-Йорке детьми торгуют как всем остальным. Их заставляют работать, они продают газеты, чистят сапоги, бегают в качестве посыльных…
Специальные люди подбирают этих бродяг на улицах и уводят к себе вечером, чтоб иметь их под рукой. Они бросают им по куску хлеба, немного солонины и гонят на водопой к ручью, как стадо баранов…
Вот уже все малютки на ногах. Им было нелегко это сделать, потому что в эти зимние ночи холод сковывает и и тела, и волю.
Дверь открыта.
Они выходят под надзором вожаков. Те подгоняют отстающих хлесткими ударами по чему придется.
Они выходят на улицу, меся ногами густую грязь, и выстраиваются в два ряда вдоль стены.
Выходит хозяин. Это сытый детина с размашистой походкой, с красным лицом. Его зовут мистер Спондж (губка). Действительно ли это его имя, или это намек на количество потребляемых им напитков, не имеет значения.