— Женщина!.. Только бы эти вояки не вздумали сесть выпивать, а то нам придется провести часа три-четыре…
И молодой человек поспешил медленно прибавить:
— Не то, чтобы я жаловался, мад…
Он остановился.
— Мадам или мадемуазель?
— Мадемуазель Валеран, — ответила Елена, угадывая в нем благородного человека.
— В таком случае, мадемуазель, позвольте отрекомендоваться: шевалье Ивон Бералек.
Он весело прибавил:
— Теперь, когда я отрекомендовался, позвольте мне на правах старожила принять вас в этом убежище!
Молодой человек взял Елену за руку, провел ее несколько шагов вперед и продолжал:
— Тут перед вами соломенная подстилка. Садитесь, кто знает, сколько придется ждать…
Дорого бы дал Ивон, чтобы взглянуть на лицо своей новой знакомой!
После минутного молчания он продолжал:
— Вы не родственница господина Валерана, командовавшего вандейской армией?
— Да, один Валеран был моим отцом, второй — дедом.
Елена разрыдалась.
Бералек понял, что она потеряла обоих родственников в кровавом отступлении.
— А вы не были ранены при отступлении? — спросила Елена, немного успокоившись.
— Ранен? Нет. Мне пришлось нести одного из своих друзей, графа Кожоля, который был опасно ранен. Своих лошадей мы потеряли. Но я оставил его у надежных людей в Лавале. Голодный, с лихорадкой, я потерял силы и свалился в яму невдалеке от Краона, где меня поднял этот добрый крестьянин…
Желая узнать возраст своей соседки, Бералек продолжал:
— Мне двадцать четыре года, и я уверен, что старше вас.
— Да, — отвечала Елена, угадывая любопытство молодого человека.
— По крайней мере, на десять лет, — продолжал Ивон, нарочно преувеличивая, чтобы узнать точно возраст соседки.
— О, нет, не настолько… на восемь, самое большое…
Время шло.
Бедный юноша умирал с голода, но не смел сознаться в этом девушке. Ведь он постился уже больше шестидесяти часов.
— Надо полагать, что синие ушли, — сказал он, прислушиваясь.
— Если бы это было так, то крестьянин выпустил бы нас, — возразила Елена.
— Я поднимусь на лестницу послушать.
— Пощупайте, горяча ли доска. Они должны были для республиканцев зажечь огонь.
Ивон начал подниматься.
— О! — сказал он.
— Что там? — спросила Елена.
— Доска зашаталась…
Секунд через двадцать он спустился вниз.
— Не слышно ничего, а доска чуть тепла.
— Значит, огонь догорел, пока все улеглись спать. Но раз Генюк не отворяет, значит, синие ночуют в доме.
— Подождем, — вздохнул Бералек.
Они почувствовали, будто давно знакомы. У обоих война отняла дорогие существа. И в сердца незаметно закрадывалась теплота, таившая в себе нечто, еще более горячее…
Время шло, а никто не появлялся.
Время от времени Ивон поднимался по лестнице и щупал доску. Она была холодна. Он попробовал поднять ее. Тщетно. Не зная достаточно Елену, он скрывал от нее свои опасения.
— Господин Ивон, — обратилась к нему девушка, — хотите, я скажу вам, о чем вы думаете в эту минуту?
— Сделайте одолжение, — отвечал он.
— Вы думаете, что синие увели обитателей хижины и нас некому освободить.
— Да, это правда, — вскричал Бералек.
— Так как надеяться нам не на кого, надо выбираться отсюда самим, — предложила мадемуазель Валеран.
— Я думаю, что нашел этот способ. Надо искать, нет ли в нашем тайнике другого выхода.
— В самом деле, когда Генюк поднимал дверцу, я слышала, что он говорил о другом выходе!
— Поищем его, — сказал шевалье.
Молодые люди принялись ощупывать руками стены погреба.
Поиски оказались безуспешными.
— Есть! — неожиданно сказал Ивон, вспомнив о ступеньке лестницы, покачнувшейся под его тяжестью.
Лестница состояла из коротких плит, положенных одна на другую, но не соединенных цементом. Ивон легко сдвинул их с места. Они открывали узкий проход, из которого потянуло свежим воздухом.
Они тут же направились в открывшийся проход. Он вел к яме, заваленной сухими листьями, скрывавшими отверстие. Наконец-то молодые люди были на свободе!
Дождь перестал, и северный ветер, разогнав тучи, зажег на небе звезды.
— Сейчас часов пять утра, — сказал Ивон.
Не рискуя выходить на поверхность, они осматривали окрестности из ямы. В полукилометре от них белели стены Бена, у подножия которых двигался огонек. Наверное, это был фонарь, его свет выхватывал из тьмы группу людей.