Конечно, нам искренно жаль Вотье, которому от природы не даны все человеческие чувства, но нам ясно, что он не любит, чтобы его жалели, он не нуждается в жалости, он чувствует себя достаточно сильным, уверенным в себе, чтобы противостоять всем, даже своему защитнику, который, как нам кажется, напрасно пытается изо всех сил спасти его от справедливого наказания. Защита дошла до того, что пыталась нам внушить, будто есть еще по крайней мере два человека, заинтересованных в том, чтобы убрать молодого американца. Абсолютно безответственное утверждение, как только что справедливо сказал мэтр Вуарен. Признания подсудимого, его отпечатки пальцев навсегда останутся в архивах уголовной полиции — это неопровержимые доказательства.
Защита, увлекшая нас домыслами из детективных романов, признала все же, что подсудимый — несомненно один из трех таинственных персонажей, которые могли убить Джона Белла. Но он будто бы не совершил преступления по двум причинам: ему не позволила бы совесть и, кроме того, у него будто бы не было для этого времени: истинный убийца на несколько минут его опередил. Серьезное утверждение. Не признает ли тем самым защита тот факт, что у Жака Вотье было «намерение убить»? И поскольку с первых минут следствия на борту «Грасса» доказано, что, кроме него, нет иного возможного преступника, сам защитник подтверждает нашу мысль: преступление было обдуманным.
Мое заключение простое: ссылаясь на триста вторую статью уголовного кодекса, предусматривающую смертную казнь за умышленное убийство, прошу суд вынести решение, которое общество вправе от него ожидать. Я верю в справедливость вынесенного приговора и одновременно подчеркиваю, что в отношении Жака Вотье не могут быть приняты во внимание смягчающие обстоятельства, связанные с его тройным недугом, который, как это доказали самые квалифицированные специалисты, никоим образом не отразился на его умственных способностях. И поскольку в ходе процесса подсудимого нередко определяли словом «зверь», не поддаваясь общему впечатлению, уточним, однако: Вотье — лицемерный зверь, с прекрасно развитым умом, подготовивший преступление, которым он гордится и в котором никогда не раскается.
Краткая обвинительная речь, которую генеральный адвокат Бертье произнес сознательно суховатым тоном, подействовала на публику как холодный душ. Даниель с беспокойством отметила, что Вотье еще больше побледнел, когда переводчик перевел ему слова о смертной казни. Девушка отвела печальные глаза от подсудимого и встретила спокойный взгляд Виктора Дельо. В сотый раз с начала процесса поправив на носу пенсне, он скромно встал со своего места.
— Господа судьи, господа присяжные, сначала я должен попросить у вас снисходительного к себе отношения и даже простить меня за мою речь, которая, в отличие от речи моего замечательного коллеги мэтра Вуарена и прекрасной речи господина генерального адвоката Бертье, похоже, будет довольно долгой. Мне предстоит тяжелая задача — спасти Жака Вотье от наказания, которому уважаемые люди, составляющие суд присяжных, посовещавшись и в соответствии с велениями собственной совести, его подвергнут, если мне не удастся показать, что перед нами достойная сожаления юридическая ошибка.
В самом деле, с начала процесса все способствовало тому, чтобы установить и даже еще больше усугубить вину Вотье — этого действительно странного подсудимого, личность которого постоянно влияла на ход процесса. Многие свидетели более или менее удачно эту личность нам описали. Я говорю намеренно: «более или менее». У меня такое впечатление, что если мы теперь лучше знаем Вотье — ребенка и юношу, мы мало что знаем о нем взрослом. Разве это не серьезное упущение? Прежде чем осудить человека за такое тяжкое деяние, какое вменяется Вотье, мне кажется необходимым, чтобы у тех, кому надлежит вынести приговор, не было сомнений относительно того, что он за человек.
Итак, перед нами Жак Вотье, слепоглухонемой от рождения, двадцати семи лет, обвиняется в убийстве Джона Белла на борту теплохода «Грасс» пятого мая сего года.