— Проверьте, так ли это.
Она отпрянула.
— Я не умею гадать.
— А я умею.
Я взял ее за руку:
— Тот, кого вы называете своим приемным отцом, Авель Бенуа, достаточно долго прожил рядом с вами, чтобы избавить вас от множества предрассудков, и в частности от предрассудков вашего народа. Он вас вырвал из племени и сделал из вас свободного человека… в той мере, в какой существует свобода. Это очень похвально, но в то же время он лишил вас фольклорного колорита: отучил читать будущее.
Она улыбнулась:
— В этом есть доля истины.
— Может быть, вы не все забыли. Ну-ка, попытайтесь. Воскресите в себе голос предков и их тайны.
Очень серьезная, она села рядом со мной, взяла меня за руку и стала ее разглядывать. Ее волосы касались моего лица.
— Ну, что?
Она оттолкнула мою руку.
— Ничего. Я не умею читать по руке. (В ее карих глазах затаился страх.) Не умею…
Она встала.
— Вам я доверяю.
Потом спустилась вниз. А когда вернулась, в руках у нее был ветхий бумажник. Она положила его на кровать. Я вопросительно посмотрел на нее.
— Это его бумажник, — сказала Белита. — Он сказал полиции, что на него напали арабы, но это неправда, Он велел мне спрятать его, чтобы поверили, будто его обобрали, но его не обобрали.
— Я давно подозревал, что тут дело нечисто, — сказал я, хватая бумажник и разглядывая его содержимое.
В нем было тридцать тысяч франков и ничего другого, что могло бы навести меня на какой-нибудь след.
— Простите, но… здесь все цело? — спросил я.
Задетая, она сухо ответила:
— За кого вы меня принимаете?
— Ну-ну, не сердитесь. Я добрый, вы мне верите, но вопросы задавать все равно приходится. Такая у меня странная профессия. Вот что. — Я похлопал по бумажнику. — Я заберу его. Вы его надежно припрятали, но у меня он будет еще лучше укрыт от любопытства полиции.
Я протянул деньги:
— Это ваше.
— Не возьму, — сказала она.
— Не глупите. Бенуа они больше не нужны, я за это дело денег не возьму — ведь для меня он не обычный клиент Итак, вы их берете или нет? Ладно, пусть лежат у меня. Но это ваши деньги, и как только они вам потребуются… — Я положил бумажник в карман. — А теперь, боюсь, нам придется завести длинный разговор.
Не поесть ли сначала? После матча по кетчу я что-то проголодался. Приглашаю вас в ресторан.
— Здесь найдется что-нибудь поесть, — сказала она. — Если…
— Согласен. У вас тут так уютно.
Из еды были только овощи, вина не было. Воспитание Ленанте принесло свои плоды. Лично я предпочел бы сочный бифштекс и бутылку красного. Ну что же, обойдусь. Белита вытащила из-за буфета складной стол вроде садового, разложила его, принесла снизу две табуретки и взялась готовить обед. Я сидел на кровати, смотрел, как она хлопочет, и слушал, как шуршит ее красная юбка, Боже мой! Куда это меня занесло?
— Каких только пороков у меня нет, — сказал я, чтобы как-то встряхнуться. — Вот, курю. Надеюсь, вас это не беспокоит?
Я чувствовал себя жалким и смешным.
— Я тоже, бывает, курю, — ответила она. — Иногда.
— А Бенуа?
— Он не курил. И мне говорил, что не стоит, но не запрещал.
— Когда я с ним познакомился, вас еще на свете не было. Он был тогда отличным парнем.
— Он таким и остался. Обед готов, — добавила она.
Обед оказался лучше, чем я думал. За едой она рассказала мне о Ленанте.
Моего донкихотствующего приятеля она знала только под вымышленным именем Авеля Бенуа. Года четыре назад он случайно встретил ее в одной из своих поездок за старыми вещами на пустыре в Иври, где она жила с какими-то дальними родственниками, так как была сиротой. По непонятным причинам на ней вымещала злость толстая тетка, с которой я имел несчастье познакомиться. Ленанте вступился за девушку. Крепкий, смелый мужчина, не сломленный годами, он пригрозил цыганам и посоветовал девушке уйти от них. Она не сразу послушалась, но однажды, не выдержав, явилась к старому анархисту в его хижину. Он занялся ее воспитанием, научил читать и писать, а заодно избавил от предрассудков ее племени. Так как по соседству как раз сдавался домишко, он подправил его и поселил там Белиту. Он же предложил ей ремесло уличной цветочницы. И она жила счастливо до тех пор, пока… три дня назад…
— Минутку, — сказал я. — Цыгане, которых вы бросили, никогда не пытались забрать вас назад или отомстить вам?
— Нет.
— Им что, тоже наплевать на цыганские обычаи?
— Я думаю, их это устраивало.
— Что вы хотите этим сказать?
Ее хорошенькое личико стало замкнутым.