Под утро я пребывал в предпаническом состоянии, потеряв важный оплот стабильности в жизни — здоровый сон. Я гордился суперспособностью оставлять неприятности за пределами постели, чтобы ни случалось.
Спал восемь часов, вставал и продолжал решать проблемы.
Ни я, ни Эл о случившемся вечером не заговаривали. Он будто между делом отметил, что последний день проведёт с родителями, и спросил, не хочу ли и я тоже отправиться к своей семье? Не желая углубляться в тему, я сказал, что подумаю, хотя делать этого не собирался. Зачем начинать налаживать с родителями отношения, когда все устаканилось?
К трём дня уникальная плитка из слоновой кости в спальне начала меня раздражать: нужно было куда-то пойти, но куда? Пить со случайным прохожим, спать со случайным прохожим, говорить со случайным прохожим… Я минут пять смотрел на фотку Терри, спроецированную очками на стену; в итоге нашёл силы позвонить куратору и предложить увидеться. Овенден откликнулся сразу. Попытался зажать микрофон, чтобы я не услышал, как он суетливо отменял несколько встреч, чтобы пересечься со мной, но безрезультатно. В другой день я бы серьёзно задумался, не являлась ли показная дружелюбность лишь директивой сверху: «проследи за этим мышонком, Терри, чтобы он был готов»? Но сегодня безумно устал и хотел только одного — посидеть в теньке в парке Гэмбл и поесть десерт.
— Робби, я надеялся, что ты позвонишь, — сказал Терри, усаживаясь на скамейку.
— И потому назначили столько встреч?
Он вздохнул и молча передал фруктовый лёд.
— Я не хотел давить. Ты мог выбрать поход в кино или поездку к родителям.
У меня на языке крутилось «Вы серьёзно, к родителям?», но откуда Терри об этом знать? И почему все так рьяно пытались отправить меня к маман и папочке на свиданку?
Мы только-только расположились в парке под экологически чистым навесом, когда у профессора зазвонил телефон. Он проследил за моим изумлённым взглядом и объяснил, что в последние дни пришлось подружиться с техникой и носить приёмник с собой всегда из-за ВМ.
— О, Эллиот звонит.
— Он звонит вам? — Кольнула ревность — я не понял, к кому.
— Разумеется, я же куратор вашей пары. Хочешь поздороваться?
— Ни в коем случае.
Он развернул экран так, что я чётко видел Элла, шагающего по центру Нью-Йорка. На заднем плане я заметил замороженную дыню; засранец жевал шоколад. Насколько мог судить — экстрачёрный с цельными лесными орехами и кокосовой стружкой.
— Терри, у меня возникли проблемы с нумерацией по Пятой авеню.
— Где ты находишься? — снисходительно спросил профессор, открывая карту в дополнительном окошке. — Ты направляешься в типографию Сю-Мари?
— Именно, она находится по адресу 17E35.
— Эллиот, нумерация зданий по Пятой авеню идёт в двух направлениях, E — это приставка, означает в какую сторону от центра идти. В твоём случае — на восток, понял?
Эллиот кивнул и отключился: очевидно, подобный диалог происходил между ними не первый раз. Я бросил взгляд на перечень заданий историка на сегодняшний день — он был колоссальным! Напечатать на 3D-принтере деньги, купить одежду, забрать шляпы, взять карты и сводки, подделать документы; дальше я прочитать не успел — Терри убрал бумагу. Но даже с этим списком обязанностей Эл едва ли успеет попасть домой.
— Он же мог воспользоваться JPS, — фыркнул я, — а не вызванивать вам.
— Эллиот не пользуется техникой.
— Это запрещает какое-нибудь правило идеального жителя Бостона?
— Нет, но вскоре вы попадёте в мир без гаджетов — он старается привыкнуть, — профессор запихнул телефон обратно и с удовольствием погрузил в рот кончик мороженого.— Я настоятельно советую сделать то же самое и тебе, а не воспринимать Эллиота в штыки.
— Вам-то он, я смотрю, понравился.
— Хороший парень, — ответил Терри, сделав вид, что не заметил сарказма. — Я проникся симпатией ко всем участникам программы ВМом, ведь вы же первые. Всегда сложно быть первыми. Другие будут опираться на ваш опыт, а вам не на что опереться, зато… — интригующая пауза, — именно ваши имена войдут в историю мировой науки.
— Угу, когда-нибудь, лет через двадцать, когда программу рассекретят.
Терри немного помолчал и, разнеженный сладостью, начал говорить о том, как мы, научные сотрудники, пытаемся постичь непостижимое. У других жизнь проще: вырасти сам, сделай детей, позаботься о внуках, а в свободное время поработай и отдохни.
— Но нам приходится мыслить иными категориями. Роберт, может пройти вся жизнь, а ответ на какой-нибудь вопрос так и не будет найден, потому что ещё не время.
Фруктовый лёд потёк по моим ладоням и измазал манжет рубашки.
— Мне казалось, вы неплохо сочетаете, — я приподнял бровь, намекая на его красавицу-жену. Терри шесть лет назад связал себя узами брака с Вивьен, приехавшей покорять город из Миссури. Насколько я знал, женщина была совсем не против статуса домохозяйки и большую часть времени посвящала закупке продуктов, пустой болтовне с такими же и телесериалам. Наверное, готовила Терри ужин, спрашивала, как дела, и раздвигала ноги.
Довольно скучное описание брака, не находите?
Не исключено, что в этом мире были и более интересные экземпляры, но наличие интеллекта, по моему мнению, становилось причиной отторжения идеи брака как сосредоточения обязанностей, ебли мозгов и рутины. Были, конечно, и такие, как Терри — слишком зависимые от мнения общества, стремящиеся к классике, но находящие одинокого студента-физика, чтобы обсудить с ним скучные и не совсем скучные стороны своей жизни.
— Повезло встретить хорошую женщину, — пожал плечами Терри. — Я уверен, ты на своём жизненном пути тоже найдёшь дорогого сердцу человека. У всех нас есть пара.
— Подобные фразы вгоняют меня в депрессию.
Овенден смеялся, пока я представлял фаталистическую сцену, в которой моя пара гналась за мной по бескрайним пескам, зелёным лесам и мегаполисам, выкрикивая «Мы должны быть вместе!», а я отстреливался от неё из лазерной пушки, но так и ни разу и не попал по мишени. Она стучалась в мои двери, лезла через окна и цеплялась пальцами за мою шею.
Мы просидели в парке ещё полчаса, рассуждая о всём на свете. Я чувствовал себя уютно, хотел быть откровенным, поэтому впервые рассказал живому человеку о том, почему живу в отеле, а не дома. Терри не стал меня жалеть, за что я был ему благодарен; сказал лишь: «Что ж, надеюсь мне не придётся знакомиться с ними лично, сообщая пренеприятнейшую весть о твоей гибели…». И мы снова посмеивались, как подростки над скабрёзной шуткой. На прощание Терри долго прижимал меня к себе и поцеловал в висок. Ничего сексуального или пошлого — наверное, в этот момент он выполнял отцовский долг, который пока не смог реализовать со своим собственным ребёнком. А я получал ласку и тепло, которых не давал мне биологический отец. Чем бы это ни было, оно действовало. Может, викторианцы не так уж сильно ошибались с термином животного магнетизма, а, ребят? От прикосновения тела к телу становилось легче дышать и время бежало как-то быстрее обычного.
***
— До старта десять секунд.
Мы с Элом стояли в лаборатории, как две наряженные куклы. Я жалел, что не пошёл с ним выбирать одежду, и теперь не мог избавиться от мысли, что он взял самоё отвратительное, что носили в ту эпоху. Пришлось надеть клетчатые штаны, рубашку (а на рубашку — жилетку, а на жилетку — пальто; надеюсь, там хотя бы не жарко) и шляпу. Эл выбрал белый костюм и тоже шляпу (ведь без шляпы на улицах Лондона появляться нельзя).
— Девять.
Часы мы спрятали под манжеты: пользоваться ВМом в экстремальных ситуациях реально при помощи невидимых микродатчиков на большом и указательном пальцах. Несколько движений ладонью — и ВМ включён, соприкосновение пальцев — и нейтрино уже разгоняются.
— Восемь.
Терри стоял посередине и смотрел то на меня, то на Эла, то на часы, отсчитывающие время до запуска. Мне было немного стыдно за слабость, проявленную перед ним вчера. И сегодня утром тоже, когда я позвонил и спросил, верит ли он в вещие сны. Как уже было сказано, спокойный и крепкий сон решил бросить меня на произвол судьбы, и теперь я мучился от кошмаров. Этой ночью мне снилось, что программу ВМ решили в срочном порядке ликвидировать и заменить червоточиной. Терри буквально заталкивал меня в неё, а я вопил, что сила тяжести раздавит меня или расщепит на два куска, а он — старый дурак!