После меня — такая формулировка понравилась бы мне больше.
Майкл оказался обладателем маленького жилища, притаившегося между двумя зданиями для мигрантов. Не то чтобы я ожидал увидеть на двери вывеску «Набор в ученики», но если бы я её увидел, то поверил бы в перспективность нашего плана.
— Ну, я стучу?
— Стучи-стучи, — подбодрил Эла я.
Нам открыли не сразу, но когда открыли, по всей видимости, об этом пожалели.
Немолодой человек с внушительной бородой оценил меня, затем Эла, нашу одежду, шляпы, обувь и, наконец, вернулся к разглядыванию доброжелательных лиц. К сожалению, я мало знаком с культурой Англии, поэтому понятия не имел, о чём он подумал. Но если бы я, в своём XXIII веке, увидел таких экземпляров, то недолго думая воспользовался бы тревожной кнопкой.
— Вы по какому поводу, господа?
— Мистер Спенсер, слава о вас расходится быстро. Говорят, вы лучший специалист в области алхимии, а мы в поиске учителя. Готовы щедро вас отблагодарить за ценные знания.
— Не интересует, извините.
— Нет, это вы извините, — Эл не дал ему закрыть дверь. — Нам очень нужен учитель. На любых условиях, которые вы определите сами. К тому же, нам сказали, что у вас есть ученик.
— И какое это имеет отношение к вам?
— Я….
— Сказал же, не интересует! — он поспешно ретировался, щёлкнул замочек. Дверь была хлипкой, выбили бы без проблем. Однако проблема заключалась в том, что после выбитой двери практически нереально наладить дружеские отношения.
— Вот мудак!
— Тише, Робби, — мы сошли с подобия крыльца и остановились в тени дома. — Такого варианта нельзя было исключать. Деньги его не интересуют. Что мы ещё можем предложить?
— Спать я с ним не буду.
Эл толкнул меня в бок и потащил по улице.
— Я думал над этим. У каждого человека разная пирамида потребностей, но, скажем так, перечень один и тот же. Например, у тебя на уме в основном секс и другие гедонистические штуки. А мне больше всего нравится познавать мир, открывать новые горизонты.
— Сказанул ты, конечно, красиво. Но цель моей жизни — исследования. Ну, а что касается тебя — если вспоминать день вчерашний, то гедонистические штуки тебе вовсе не чужды.
— В общем, люди многогранны.
Мы медленно шагали по Ист-Сайду, раздумывая над появившимся вопросом. Деньги Майка не интересовали: может быть, у него было наследство или акции в заводе (не ручаюсь за дату появления торговых бирж). Но сам-то он занимался «исследованиями».
Предположим, алхимик увлёкся задачей превратить ртуть в золото. Шестерёнки в моей голове закрутились быстрее, замигала лампочка предупреждения «Роберт, не делай этого», но, как обычно, поздно. Мы прибыли из XXIII века! У нас были ресурсы, чтобы дать Майку любые ответы. Но, к сожалению, это могло бы быть чревато коллапсом каким-нибудь — информация под строжайшим запретом. А что, если не рассказать, а показать ему? Провернуть фокус, понятный для нас, но фантастический для жителя девятнадцатого века?
— Роберт, это слишком опасно.
— А ты такой классный, что возьмёшь сейчас и предложишь вариант получше?
Он вздохнул. За время, проведённое с Элом, я научился лучше понимать его и сейчас был уверен: он смирился и принял моё предложение. Оно избавляло нас от сотни проблем, при этом несло гипотетические риски, которые я готов смело проигнорировать.
— У тебя есть варианты?
— Нам нужна вода, субстанция для нагрева воды и кастрюля.
***
Человек, постоянно повторяющий «о, нет, нет, нет», здорово бодрит! Эл в своём Бостоне даже жизни нормальной не видел! Представьте себе, он не знал про «хрень с водой». А «хрень с водой» — занятный химический опыт, способный привести в восторг любого тупицу. Итак, нам нужна вода: на этом пункте мы немного забуксовали. Я предлагал пойти и зачерпнуть водички из Темзы, но при условии, что делать это будет Эл (мне нельзя приближаться к реке по медицинским показаниям). А Эллиот настаивал на том, чтобы мы отыскали очистительный пункт, где продавалось нечто смахивающее на питьевую воду. В итоге, побродив по Лондону два часа, бостонский француз согласился использовать простейший вариант и набрал воду, поскольку очистные пункты на нашем пути так и не встретились.
Кастрюлю достать оказалось легче, ну, и плитка отыскалась на первом этаже. Он попросил продемонстрировать «хрень с водой», так сказать, вхолостую, чтобы не облажаться.
— Этап первый: греем кастрюлю на огне две минуты.
— И что это…
— Заткнись и считай две минуты, — как же мне нравилось командовать: с Элом такой шанс был редкостью, как фиксация нейтрино на детекторе частичек. Эл оказался очень своевольным человеком, когда дело касалось конкретно его. То есть, я убеждал его насчёт бытовых вещей, но бился об стену, когда дело доходило до чего-то личного.
Затем я вылил часть воды в кастрюлю и велел ждать, пока она испарится. Мы стояли бок о бок над плитой, пользуясь нетипичным моментом уединения на кухне. И тут мне пришло в голову — плита, знаете, такая интимная вещь. В своей жизни я сталкивался с этим бытовым предметом дома: рядышком помешивала стряпню маман и гладила по головушке. И было в этом нечто особенное, заставляющее мозг создавать незамысловатые ассоциации. Лично я готовить не умел, но если бы Эл согласился поработать поваром, выступил бы идеальным дегустатором. Я был готов слизывать его еду с него самого, при этом так было бы даже вкуснее.
— Теперь греем кастрюлю ещё пять минут.
— Знаешь, Роберт, боюсь, терпения у алхимика не хватит.
Я скрестил руки на груди и пихнул его в бок.
— С этим придётся разбираться уже тебе. Я и так делаю «хрень с водой».
Эл улыбнулся, чего с ним давно не случалось. Когда время, по мнению моего экстраточного болтливого таймера, истекло, я вылил остаток воды в кастрюлю и с удовлетворением повернулся к Эллиоту, мол, давай, хвали, ублюдок. Он уставился на воду, которая вела себя, точно хрень: словно ртуть, словно ртуть в космосе. Словом, без каких-либо сил трения, что вроде как опровергало фундаментальную физику.
— Вау.
— Было бы эффектнее с ультрафиолетом, но для алхимика и так сойдёт.
— Это действительно круто!
— А главное, в бытовых условиях, — хмыкнул я, — вознаградишь меня, а?
— Алхимик тебя вознаградит.
Признаться, с учётом того, что я имел в виду, эта фраза едва не травмировала мою психику. Мы двинулись к нему в этот же день к вечеру, чего тянуть? Мне не нравилась Англия, и я скучал по нашим преимуществам. Я начал осознавать, что стоило уделить внимание путешествиям (по возвращении домой).
Чтобы своими глазами увидеть Пекин, Канберру и, ладно-ладно, даже Париж. Я уставился на Эла, раздумывая над максимально мягкой формулировкой предложения поехать вместе. Бостонский француз крутил в руках камень, поднятый с мостовой. Ну, нет, он не поймёт. Подумает, что я него запал вот и зову в самый романтичный город мира. А мне просто нужен кто-нибудь классный с членом. Это же практично.
— Когда ты в последний раз был в Париже?
— В Париже? Никогда, у меня только французские корни.
— Но целуешься ты по-французски отлично.
Я ему подмигнул, Эл не стал возводить глаза к небу, он ко мне привык.
— Опошление каждой фразы как смысл жизни.
— Ты просто нравишься мне.
— Я уже понял.
— А я нравлюсь тебе, — легкомысленно предположил я.
— С чего это ты взял?
Он посмотрел на меня большими глазами.
— Мы… Сколько раз занялись сексом? Четыре? Пять? Восемь?
— И как это соотносится с тем, что ты мне нравишься как человек? Нет, Роберт, ты мне не нравишься. Я считаю, что у тебя очень сложный характер и есть много особенностей, которые мне не по душе. Так что… Зачем ты вообще начал этот разговор?
— Хотел поехать с тобой в Париж.
Он даже не снизошёл до ответа: фыркнул и всё.
Это как-то даже обидно или вроде того. Я ведь говорил серьёзно.
***
Мы начали разговор с алхимиком с интригующей фразы о том, что сами можем показать ему кое-что занятное. Я едва не запорол нам всю операцию, лишь усилием воли сдержав смех, когда услышал эту фразочку. Ну-ка, старый извращенец, держись покрепче: мальчики будут показывать тебе кое-что занятное. Может, с плитой. Может, друг с другом.