Конец лирического отступления. Проблема заключалась в том, что Эллиот Верцнер был очень похож на Эндрю. Такой же бледный — видимо, целыми днями просиживающий в лабораториях; с такими же тёмными глазами, будто созданными для гипноза; с такими же чёрными, как чёрная дыра в представлении XXI века, волосами.
Они были похожи: это плохой знак, Вселенная, или ты прикалываешься?
***
В час дня мы прибыли в бостонский «Логан» — аэропорт, переоборудованный под гиперпулы лишь на пятьдесят процентов: на соседних полосах пассажирам предлагали экзотические самолётные рейсы к Северному сиянию и экватору. Для таких, как я, самолёты тоже были экзотикой: без защитных капсул внутри, с сомнительной автоматикой — картонные коробки с шасси.
Беспилотное такси доставило нас к городскому терминалу, но там мне, как в долбаные средние века, предложили купить билет на такси за наличность. За наличность! Не слишком большое неудобство, если у вас есть наличность.
Я вступил в перепалку с менеджером, доказывая, что наличные деньги — анахронизм: никто не пользуется бумажками, есть же оплата онлайн. Менеджер вызвал начальника, и тот предложил снять двадцать долларов с карты через банкомат в аэропорту. Я вернулся в здание на машине, напоминавшей гольф-кар для спецназа, снял двадцать долларов, а когда возвратился, оказалось, что проезд на чёртовом такси стоит тридцать пять долларов! Опять поехал в аэропорт, выстоял очередь к банкомату, снял ещё тридцать долларов, чтобы точно хватило. Сел в такси к милому парню Дэйву, едва поверил, что с Бостоном ещё можно поладить, как увидел на приборной панели автомобиля — о, чудо! — терминал для безналичных транзакций. Я ненавязчиво поинтересовался в рабочем ли он состоянии; таксист ответил: «Да».
Это всё, что вам нужно знать о Бостоне. На этом я, блядь, прекратил пытаться понять этот город.
На встречу с Эллиотом я направлялся в безумно «приподнятом» настроении, слушая рассказы водителя о местных порядках. Он как будто забавлялся, наблюдая мою удивлённую физиономию в зеркале заднего вида. Как нет функции дополненной реальности? Почему нельзя воспроизвести голограмму на здание? Господи, компьютерные чипы, что, вправду в дефиците? Никаких телевизоров на всю стену? А как насчёт нанотехнологий? Термоядерных реакторов? Квантовых ПК? Атомных транзисторов? Репликаторов? Газовых ракет?
— Мы стараемся использовать только то, что нам реально нужно. Например, роботы в городе тоже есть, вопреки тому, что говорят СМИ, — разглагольствовал таксист. — Но они не занимаются обслуживанием людей, выполняют стратегические работы, понятно?
— Иной раз чашка кофе с утра тоже стратегически важна.
— Вам, ньюйоркцам, не понять. Человеческая жизнь ведь важнее кофе?
— Если чужая, то я выберу кофе.
Дэйв хмыкнул.
— Тут роботы входят в штат служб по чрезвычайным ситуациям. Выезжают на пожары, достают пострадавших из завалов, ищут людей в горах, под водой. А заказать чашку кофе, купить воды или добраться до дома в вечернее время мы и сами можем. Я слышал, что вы в Нью-Йорке даже в сортир предпочитаете ходить в сопровождении робота, чтобы бумагу подал…
— Как забавно, — отозвался я, когда он рассмеялся.
Дэйв продолжал говорить, повторял «Мы», «Мы», «Мы». НьюЙорк, может быть, и вызывал во мне патриотические волнения, но я бы никогда не стал, даже вербально, собирать сброд, живущий в городе, в единую частицу. В Бостоне все считали друг друга семьёй — так сказал таксист. Сумочки поднести, дорогу подсказать — это они горазды, только попроси.
— Но зачем? Какой смысл, если придуманы роботы для ручной клади, а дорогу показывают компьютерные чипы, вмонтированные в здания? И это не говоря уже о сверхточных GPS, определяющих расположение нужного объекта с гигантской точностью.
Дэйв неопределённо пожал плечами, вздохнул.
— И почему истеричка в аэропорту не сказала, что такси оплачивается картой, чёрт возьми!
— Ты из Нью-Йорка, ты не поймёшь. — Он высадил меня у Гарварда.
***
Стоило признать, университетская территория была в городе самой прогрессивной. Здесь я чувствовал себя почти как дома, с упоением шагая по солнечной плитке, такой же, как в Нью-Йорке. Между деревьями накинули наносетку, делавшую стареющее Солнце не настолько ярким. Повсюду сновали студенты, словно их выпустили из одного цеха клонирования — все в белых рубашках, джинсах, с планшетами и рюкзаками. GPS, регулярно возмущающийся посредством сообщений на экране очков, что ему мало чипов, определил местоположение Эллиота неподалёку от главного корпуса университета. Я надел на лицо дежурную улыбку.
Каковы шансы, что в нашем случае из противоположностей что-то получится?
Я заметил Эла издалека — он сидел на покрывале, его лицо освещалось мерцающим экраном планшета. Вся лужайка в надвигающихся сумерках выглядела, как океан непонятной, но шевелящейся субстанции теней и островков света, вокруг которого собиралась студенты.
Мой отец, перетрахавший половину Манилы во время войны на Филиппинах, твердил, что с женщинами — или мужчинами — не работала скромность.
— Если ты заприметил цыпочку, но боишься отказа, — говорил он, сжимая моё плечо, — используй правило трёх «не».
— Что это ещё за правило?
— Не говорить ей «привет», «как дела», «отлично выглядишь» — это всё банальная чушь. Не спрашивать разрешения присесть или присоединиться, чтобы она не могла ответить отказом. Не давать ей первой начать разговор: велики шансы, что она начнёт его со слова «нет».
Моя «цыпочка» сидела, скрестив ноги по-турецки, и медитировала над сочным шоколадным круассаном, аромат которого скрутил мои внутренности острым желанием поесть.
— Чтобы насладиться зрелищем, мне не хватило бы и эксасекунды.
Я уселся напротив него, с довольной улыбкой доставая из кармана сигарету. Но ожидаемой реакции не последовало: он не закатил глаза, не сощурился, не попытался сбежать.
Эл продолжать жевать.
— Эксасекунда — это почти тридцать два миллиарда лет, вдвое больше возраста Вселенной, — сдался я.
Его губы, измазанные в шоколаде, растянулись в улыбке.
— Ах, это был подкат.
— Да, слишком интеллектуальный, видимо.
— Спасибо за объяснение, я подумал, что ты из умников, — Эл откусил от круассана следующий гигантский кусок и подал мне холодную ладонь. Он молчал, пока никотин проникал в мои лёгкие; наши взгляды то и дело встречались где-то посередине между его губами, на которые пялился я, и моими запястьями со смарт-часами, куда смотрел он.
— Из умников?
— Ходят тут скауты из Нью-Йорка, пытаются заманить нас в научные проекты. В основном тем, что сыпят малопонятными терминами, заставляя поверить, что они только что открыли нам ключ к идеальной жизни, бессмертию, сыворотке правды — подставь свой вариант, короче.
— Вообще-то, я из Нью-Йорка.
Эл смахнул чёлку со лба, уставившись на меня.
— Слушай, так чего тебе надо?
— Трахнуть тебя хочу, — сказал я, проверяя степень его распущенности.
— Вот как.
***
Эл вёл меня в квартиру на окраине студенческого городка, пока у меня в ушах звенело его пофигистическое «Ладно», словно я предложил книжками обменяться. Сколько бы СМИ ни твердили о сексуальной распущенности Нью-Йорка, существовали определённые правила съёма, скажу я вам. Ну, например, чипы в наших линзах и очках синхронизировались с медицинскими картами потенциальных партнёров, так что ещё до начала полового акта была ясна степень безопасности секса. Я-то знал, что Эл здоров, но у него очков — внимание — не оказалось. На улице в Нью-Йорке знакомились в основном посредством симпатий в тех же линзах-очках; если симпатия принята, начиналось живое общение. Я веду к тому, что диалог, подобный тому, что произошёл у нас с Эллиотом Верцнером, был необычен даже для меня.
Эл жил один, готовился к «миссии», которая, по его словам, была тайной. Ясное дело, он говорил о путешествиях во времени, но и не подозревал, что столкнулся с напарником. Поднимаясь на пятый этаж, я старался проанализировать ситуацию под аккомпанемент урчания пустого желудка. Может, стоило сказать Элу, кому он подставит задницу? Ну, чисто так, по-человечески. Хотя разве я должен об этом беспокоиться? Он не обратил внимания на то, как я решил к нему подкатить, не поинтересовался, почему я приехал в Бостон из Нью-Йорка, не попытался выяснить, как я оказался в студенческом городке, зачем выбрал его — неужели я должен был отвечать за чужую легкомысленность? «Или ты просто боишься, что если он узнает, всё сорвётся?» — прошептала совесть. Да ладно тебе, подруга: либо у Эла жёсткий недотрах, либо он настоящая шлюха; я в любом случае окажу ему посильную помощь.