— С чего же начать? — с нескрываемым удовольствием говорила Эшли. — Начну с нашего прекрасного мэра Эрика Лама. В Бостоне не всё так гладко, как говорят по ТВ и в интернете, понимаешь? Лам принадлежит к консерваторам, он автор глупых запретов на чипы, терминалы — из-за него мы не можем жить как остальные американские штаты.
Эшли перешла на ты.
— Я думал, вы сами захотели.
— Некоторые его, конечно, поддержали. Но не все, дорогуша, так не могло быть. Биологи, физики, химики хотели работать в своей сфере. А что им ответил Лам, знаешь? Предложил стричь газон и довольствоваться тем, что есть, — мол, больше и не надо.
Градусы виски распространились по телу, и я начал следить за язычком Эшли, мелькающим между зубами.
— Можно выехать.
— Можно. Бросить семью, дом, друзей — не все на это решаются.
Она вздохнула и, не спрашивая, подлила мне виски.
— Тогда появились реформисты, оппозиция. Не буду пересказывать тебе все баталии, но в итоге они добились хотя бы минимальных удобств — например, терминалов. Чтобы не возникало лишних конфликтов, придумали обозначения, — Эшли постучала длинным ногтем по стойке. — Красные звёздочки для консерваторов, а синие — для реформаторов.
До меня дошло, что случилось в аэропорту: наверное, те люди принадлежали к консервативному течению. Неплохо было бы упоминать о звёздочках в путеводителях.
Эшли повернулась к небольшому телевизору в углу зала, а я бросил взгляд на её декольте. Не скажу, что девушки мне совсем не нравились, но на них нужно было настроение, что ли.
— Вот поэтому все и хотят в НьюЙорк, например, — сказала она, минуты через три, и я повернулся к экрану. Там шёл репортаж из Нью-Йорка: я узнал Колумбийский университет, аудиторию триста три, в которой у нас проходили пары по квантовой гравитации. Сутулый дедушка стоял рядом с цифровой 3D-моделькой Вселенной, рассказывая, что Стрела времени, на самом деле, не направлена вперёд.
— Интересно, что это значит?
— Это значит, что скоро мы начнём путешествовать во времени.
Эшли не могла знать подробностей, но её невежество не красило вечер. Правительство через АМБ жёстко контролировало информационные потоки, поэтому мы-то и чувствовали себя особенными в Колумбийском университете. Общественность до сих пор жевала новость о новой теории, гипотетически позволяющей путешествовать во времени, и гордилась, что через референдум помешала концу света. ВМ официально называли первыми прототипами, которые нацелены на проверку данных, но любители конспирологии сходили с ума: в этот раз, они близко подобрались к правде, говоря, что Соединённые Штаты вопреки всему готовят миссию в прошлое.
— И как ты думаешь, это не выдумка? Безопасно?
— Путешествовать во времени? Безусловно, когда-то мы сможем. На квантовом уровне время вовсе не линейное. Допустим, ты разбила её, — я коснулся пальцем чашки, — квантовая теория говорит нам о том, что мы способны заглянуть за пределы версии событий, просчитать траекторию осколков, их физическое состояние, и предсказать будущее. Тогда чашка запрыгнет на стол: мы заглянули в будущее, чтобы изменить прошлое.
Я щёлкнул пальцами, вызвав у Эшли новый приступ смеха.
— Я мало что поняла, извини.
— Мы можем поговорить об этом позже, после смены.
Она недвусмысленно закусила губу.
***
Я стащил с Эшли трусики в коридоре, даже утруждая себя тем, чтобы избавить её от юбки. Снял через голову кожаный топ и прижал к стене. Эшли оказалась очень громкой, стонала и извивалась у меня в руках, хотя мы ещё даже не начали. Когда я вошёл в неё сзади, она окончательно перестала держаться на ногах. То ли от экстаза, то ли от вина, которого набралась перед уходом. Я трахал её на весу, отстранённо размышляя, что это вовсе не казалось возбуждающим. Время и вправду совершенно нелинейно: оно текло гораздо быстрее, когда мы занимались сексом. Мне показалось, что прошло не больше пяти минут, когда Эшли уже целовала меня в ухо, намекая, чтобы я отвёл её в спальню и уложил спать.
— Дорогая, у меня много работы, я не могу позволить тебе остаться.
— Но ты же обещал рассказать о квантовой стреле…
— Квантовая механика — отдельно, Стрела времени — отдельно, — объяснял я, помогая ей застегнуть бюстгальтер. — Ты не обидишься, если я скажу, что ты слишком глупа для этого?
— Не обижусь ли я?
Эшли влепила мне пощёчину, пока я надевал на её стопу кожаный сапог, и достала из сумки электронную сигарету. В чём проблема жителей Бостона? Почему они так любят рукоприкладство? Об этом тоже стоило рассказать в совершенно бесполезном путеводителе.
— За что?
— Ты женоненавистник, Роберт.
— Секундочку, это неправда, — искренне возмутился я, поимённо вспоминая сотрудниц «Монгерли»: с ними я зачастую и вёл самые жестокие бои за кураторство проектами. Мне больше нравились парни, их я готов был терпеть до секса, а девушки раздражали с самого начала. Но умных дам я всегда выделял в отдельную категорию. — Ты мыслишь стереотипно, Эшли. А если бы я позволил тебе остаться, ты бы посчитала меня поборником феминизма, что ли? Ладно, поднимайся, я вызвал тебе такси.
Пришлось нести её на руках на первый этаж.
Таксист упрашивал оставить телефон, пока я усаживал девушку на заднее сидение — то ли затем, чтобы сообщить о судьбе Эшли, когда она доедет, то ли заигрывая со мной. Я ответил, что мне неинтересно: не стал уточнять, чего он на самом деле хотел.
Вернулся в номер и плюхнулся на узкую кровать. Спать совершенно не хотелось, и я решил ещё раз почитать досье на бостонского француза.
Он вырос в этом же городе, в семье историков, в восемь лет пошёл на секцию каратэ, получал спортивную стипендию, участвуя в атлетических соревнованиях. На отлично закончил Гарвардский университет по специальности «История средних веков и нового времени».
Сухо и безжизненно. А что если воспользоваться шпионским приложением?
Было у меня в цифровых закромах компьютера ПО, способное находить документы по ключевым словам и формировать из собранной информации жизнеспособный отчёт.
Пока программа искала тайны, я заварил кофе.
Итак, Эл с девяти лет начал работать — сначала почтальоном, потом продавцом и представителем службы поддержки. Он интересовался психологией и астрономией, если судить по запросам в гугле, пробовал заработать деньги не совсем честным путём, но вернулся в лоно закона после первого задержания за кражу. Мама и папа Эла в прошлом работали на сырьевой бирже, но крепкими профессионалами не считались. Экзотическую фамилию Эл взял от матери (она была потомственной немкой) скорее всего потому, что его отец (француз) три раза подавал на развод и три раза возвращался к семье. Чета Верцнеров имела четыре кредита и внушительные долговые обязательства. Очевидно, что один из займов был взят для обучения Эла: понятно, почему он сегодня так взбесился. Подумал, что его попрут с программы, и один миллион зелёных, за которые он даже не расплатился, окажутся потраченными зря. Я на пробу коснулся губы, которая всё ещё болела, и перестал жалеть этого идиота — ну его на хрен.
Если бы Эллиот увлекался трудами Хокинга и Вольфа, заставившими физику прошлого века, что называется, покинуть шкаф; если бы он жил в Нью-Йорке; если бы мы познакомились раньше; если бы я не стал тем, кем был сейчас; если бы моя мать не встретила отца, утолившего её жажду золота; если бы отец поехал воевать в Иран, а не в Манилу; если бы Кам не придумал модуль времени; если бы немцы не начали войну; если бы Кюри не открыла радиоактивность; если бы не было энтропии из второго закона термодинамики; если бы Эйнштейн не родился; если бы Вселенная не расширялась; если бы на Земле не появилась вода, а рыба не вылезла на сушу; если бы туча пыли не превратилась в Солнце; если бы Большого взрыва не случилось, то, может быть, мы стали бы друзьями?
Не знаю. Зато ты, Вселенная, сука, знаешь.
========== Глава 3 О лабораторных мышах ==========
Утром я взял такси с синими звёздочками и мысленно поблагодарил Эшли, которая наверняка хотела меня убить, за информацию. Эл предсказуемо оказался в квартире, так что я выключил GPS и положился на свои навыки ориентирования. Бостон едва продирал глаза, хотя часы показывали полдевятого; в Нью-Йорке в такое время уже наблюдались привычные трудности с поиском беспилотника-такси и свободной полосой. Время шло как-то иначе, растягиваясь вокруг меня словно по законам Релятивистского замедления. Пришлось выстоять очередь у автомата с кофе, послушать болтовню местных менеджеров, доведя частоту закатывания глаз до рекордных 1/с, подняться на лестнице, а не на лифте, и не обнаружить на двери у Эла ни звонка, ни идентификатора по пальцу или сетчатке.