О. Гуарда продолжал проповедь, и в его воображении возник образ человека в исповедальне — смутный, как таинственный туман; висящий над болотом. Лицо затенено и черты неразличимы, но тем не менее, боль и отчаяние, написанные на нем, отчетливы, как стигматы. О. Гуарде было совершенно непонятно, каким образом ему известно, что это лицо принадлежит человеку в исповедальне — он ведь не видел его — но он знал, что это лицо именно этого человека. Его так испугали эти вклинившиеся в проповедь мысли, что он даже остановился на мгновение. Страх был такой, какого он не чувствовал с самого Вьетнама. Встряхнувшись, чтобы очистить мысли, он взял себя в руки и продолжал проповедь.
— Хаос есть смерть, — сказал он, вспомнив войну. — Это смерть духа, смерть Природы, смерть естественного хода вещей. Это смерть Бога. Без свободы нет выбора. Все это так. Но когда есть только свобода, выбор становится иллюзорным. В мире безграничной свободы нет никакого пейзажа, никаких горизонтов, никаких вех, по которым можно было бы судить, идем ли мы вперед или отступаем. Фактически, здесь нет прошлого и, соответственно, — будущего. Есть только настоящее, неизменное, окостенелое.
Продолжая говорить, о. Гуарда чувствовал все возрастающий страх. Ощущение было такое, что за его спиной стоит призрак: призрак человека в исповедальне. Но это значило бы, что тот человек умер!
— Подобное окостенение жизни — истинное Зло, — упрямо продолжал о. Гуарда. — Оно не существовало до того, как Сатана был изгнан из Рая. Оно — дело рук Сатаны. Так называемые семь смертных грехов — следствие окостенения жизни. По правде говоря. Сатана не придумал эти «меньшие» грехи. Он уже сделал свое дело, вызвав окостенение жизни. Господь придумал семь смертных грехов, чтобы сдерживать сатанинскую власть, чтобы враг человеческий никогда не понял, какую силу он получил, создав хаос.
Этого Враг никогда не поймет, потому что Сатана есть Зло. Уже по определению он статичен, не способен к изменениям. А Бог никогда не стоит на месте. Он как лунный свет, играющий на волнах безбрежного океана. Он освещает, ласкает, танцует и поет, скользя по вершинам вздымающихся волн, то уменьшаясь, то увеличиваясь. Бог един и тысячелик. Бог есть все-все, кроме Зла. Бог позволил Сатане иметь его собственную сатанинскую гордость, ибо чувствовал необходимость дать ему, а через него и всем людям, свободу выбора.
Еще в Эдеме змий искушал Адама и Еву познанием, и это была сладкая песня сирен: узнать то, что знает Бог. Но по сути он искушал их возможностью сделать свой выбор. И они выбрали гордыню: стать впереди самого Бога. Власть змия над сердцами людей состоит в том, что он сумел скрыть грех гордыни под личиной свободы.
А теперь о Сатане...
И тут о. Гуарда увидел его. Оглядывая лица прихожан, он заметил среди них лицо, которое было ему незнакомо. Смуглое, вытянутое, худое лицо — лицо хищника.
— Следует ли бояться Сатаны? Следует ли его ненавидеть? Давайте в этом разберемся.
Незнакомец наблюдал за ним со странной напряженностью во взоре. — Сатана хитер, но не умен. Будь он умен, он бы понимал, какого рода силой Господь наделил его. А он не понимает.
Господь об этом, конечно, знает. Иначе он не препоручил бы Сатане открытие Зла. Но хитрости Сатане не занимать. Она выражается в его способности концентрировать внимание на деталях. У него своего рода туннельное видение мира: фокус зрения необычайно узок. Вот благодаря такому зрению он такой изобретателен по части пыток. Здесь он непревзойденный мастер, как и по части обмана.
Господь прекрасно об этом знает, но позволяет ему обманывать людей. Самая зловредная ложь из тех, что распространяются Сатаной, есть свобода. Свобода от тирании Бога, от тирании Рая, Церкви и, в конце концов, от Веры.
Как видите, все упирается в Веру, которая является главным параметром человеческого бытия. Вера определяет мир: его границы, его горизонты, его ограниченность. Вера позволяет все видеть в перспективе. Вера показывает человеку его место в мироздании, она отличает его от всего остального на земле: от гор, деревьев, от творений его собственных рук. Вера и возвышает человека, и учит его смирению.
Сатана говорит: «Послушайте меня и обнимитесь со свободой. Она ваша, стоит вам только пожелать». Но он преднамеренно умалчивает о том, что, обнимаясь со свободой, вы утрачиваете веру. Вот в чем состоит его ложь. Свобода, которую Сатана проповедует, не знает границ. И поэтому она ведет к стагнации. Она является полной противоположностью движению. Она исключает перемены, а ведь именно перемены являются стимулом развития.
Мы должны понять, что то, что Сатана называет свободой, есть не что иное как смерть Бога. Она развязывает Хаос.
Закончив проповедь, о. Гуарда повернулся, чтобы спуститься с кафедры. Но теперь, чувствуя на себе взгляд того смуглого человека, он обнаружил, что покидает кафедру с большой неохотой.
«Мы веруем в Господа нашего...» — затянул он, и его паства подхватила литанию, в то время как о. Доннелли передавал поднос для сбора пожертвований. Поднос пошел по рядам, и о. Гуарда удвоил внимание, когда тот приблизился к незнакомцу. Его глаза непроизвольно расширились, когда он увидел, что человек сунул под пятерки и десятки купюру в тысячу долларов.
О. Гуарда налил вино и воду в серебряный кубок, готовя святое причастие. Он взял поднос с просвирами и увидел, что его прихожане начинают выстраиваться в длинную очередь. Смуглый человек тоже присоединился к ней.
Один за другим они подходили к нему, и о. Гуарда клал в их протянутые ладони хлебцы и благословлял их.
— Тело Христово.
— Аминь.
Затем подошла очередь незнакомца. Он стал перед О. Гуардой и, вместо того, чтобы протянуть руки, широко разинул рот. Что-то странное было в его лице, но что — этого о. Гуарда понять не мог.
Для того, чтобы засунуть просвиру в рот человека, о. Гуарда должен был наклониться. И при этом он почувствовал какой-то тошнотворно-сладковатый запах, природу которого трудно было понять. Запах исходил из открытого рта человека.
— Тело Христово.