Боже мой, подумал он, как давно это было! Но голос Сутан в телефонной трубке звучал у его уха всего мгновения назад.
Он выдвинул ящик антикварного французского стола, достал толстую пачку бумаги с машинописным текстом, перетянутую посередине резинкой. Он потянул за нее и она лопнула. Листы потрепаны по краям, все в пятнах. В правом верхнем углу — пометка, сделанная его рукой: Мугены, 1969.
Он не доставал эту рукопись уже много лет, и, просматривая сейчас некоторые страницы, он понимал, почему: глаза резала неуклюжесть многих предложений. Судорожным движением он сгреб этот бумажный хлам со стола, бросил в ящик и со стуком задвинул его.
Босиком прошел во вторую спальню, оборудованную как спортзал. У стены стояла штанга, рядом с тренажером, снабженным электронными приборами. Напротив, у окна — стационарный велосипед для тренировок. Крис взобрался на него и нажал на педали. Его глаза смотрели в окно, за которым не было ничего интересного: его квартира находилась на 30 этаже. И перед его умственным взором проплывали Тононле-Бэ, Шамо, Обань и Динье. Плечи его опять облегала желтая майка лидера велогонки Тур де Франс.
Через час он слез с велосипеда и пересел на тренажер. А потом еще потягал штангу, пока не почувствовал приятную усталость во всем теле и не пропотел хорошенько. Но и это не успокоило его, как, впрочем, и холодный душ. Мугены опять непрошеным гостем вторглись в его воспоминания. Не только Тур де Франс заполняла его жизнь летом 1969 года.
Одевшись, он беспокойно расхаживал по квартире, как узник в камере. Из каждого зеркала, из каждого оконного стекла на него смотрела Сутан. В конце концов, он не выдержал, сдернул с вешалки легкий плащ и ушел из дома.
Уже оказавшись к северу от Семьдесят второй улицы, он осознал, куда его ведут ноги. Всего в одном квартале от этого места, в нелепом старом кооперативном доме между Пятой авеню и Мэдисон-плейс жил Макс Стейнер.
Привратник окликнул Криса, затем указал пальцем на один из лифтов. В этом чудном доме каждые две квартиры на каждом этаже обслуживались отдельным лифтом.
Стейнер уже распахнул дверь своей квартиры, прежде чем лифт с Крисом остановился на его этаже. На лице у Макса была широчайшая улыбка, и Крис почувствовал благодарность судьбе за то, что у него есть такой союзник. Они вместе стояли спина к спине против всего мира с того самого момента, как Крис начал работать в фирме Стейнер, Макдоуэлл и Файн. И так будет всегда. Вот почему сами ноги привели Криса сюда.
— Надеюсь, ты пришел сюда позлорадствовать, — сказал Стейнер, с чувством тряся руку Криса. — Шестичасовые новости посвящены исключительно тебе, сукин ты сын. — В том состоянии духа, в котором находился сейчас Крис, такой энтузиазм действовал ему на нервы еще больше, чем дождь.
— Макс, могу я с тобой поговорить?
— Конечно, конечно. — Макс затащил его в вестибюль. Из дверей квартиры раздавались чьи-то голоса. — Но только потом. Заходи поскорее. У нас здесь небольшая вечеринка. Билл и Марджори Хорнер, Джек и Бетти Джонсон, — ты их всех знаешь. Мы уже закончили с ужином. Выпей с нами, чтобы крепче спалось. Скоро одиннадцатичасовые новости. Можешь себе злорадствовать сколько угодно...
— Нет, не надо. Большое спасибо, но я лучше пойду. — Господи Иисусе, этого еще не хватало: корчить серьезную мину и разговаривать на профессиональные темы с коллегами за бокалом мартини и бутербродами с икрой!
— Да брось ты, Крис! — уговаривал его Макс. — Неужели ты думаешь, что ты здесь лишний? Кроме того, ты же здесь всех знаешь. — Он довольно рассмеялся. — Они твои искренние почитатели. Сожрут меня живьем, если узнают, что я отпустил тебя. Ты будешь у нас почетным гостем.
Крис не сердился на Макса: он ведь не знал о смерти Терри. Он не сообщал ему о ней, да теперь и не мог. Только представить себе выражение на лице Макса и его слова: «А ты мне никогда не говорил, что у тебя есть брат!» Нет, этого Крис просто не мог бы вынести.
— Нет, спасибо, но сейчас не могу, — отбивался он от радушного приглашения зайти. — Я только на минутку к тебе забежал. У меня свидание, и я на него и так опаздываю.
Стейнер внимательно посмотрел на него.
— Ты действительно не можешь остаться даже на одну рюмашку?
Крис кивнул, пятясь спиной в ту сторону, где лифт.
— Действительно не могу.
— Ну ладно, — улыбнулся Стейнер. — Завтра поговорим, хорошо?
— Конечно, — откликнулся Крис, нажимая кнопку вызова лифта. — Я позвоню тебе. — Дверь кабины открылась и он поспешно шагнул внутрь.
— Эй, Крис, Аликс Лэйн была готова слопать тебя на обед, — крикнул ему Стейнер. — Сама выпросила у окружного прокурора твое дело, ан не вышло! Я чертовски горжусь тобой.
Крис начал говорить слова благодарности и буквально поперхнулся ими.
На улице дождь перестал на время, душный городской воздух был напоен влагой, как в августе. Крис остановил такси.
— Тебе куда, приятель?
Крис машинально назвал адрес и вновь погрузился в свои мысли, смотря в окошко на проплывающие мимо улицы большого города. Они были, несмотря на поздний час, полны жизни. Парочки прогуливались по широким тротуарам. Слышался смех, кто-то мчался куда-то. Влюбленные стояли обнявшись в тени между зданиями. Как на гобелене, подумал про себя Крис, на котором для него места нет.
Такси уже мчалось по шоссе, пересекающему Сентрал-Парк, когда Крис опомнился и крикнул водителю: «Куда ты везешь меня, черт побери?»
— Куда попросил: на Девяносто третью улицу, Вест-сайд, — ответил таксист. — Ты что, знаешь более короткий путь туда? Если знаешь, скажи. Только, насколько мне известно, лучшей дороги, чем через Парк, нет.
Девяносто третья улица, Вест-сайд, подумал Крис. Господи, да ведь это адрес Аликс Лэйн.
— Да не мог я...
Водитель резко затормозил и повернулся к нему. — Если ты передумал, приятель, и тебе хочется куда-то еще, то не темни, а просто скажи, куда.
Сзади раздавались нетерпеливые гудки других машин: уже начала образовываться пробка.
— Да, нет, все в порядке, — промямлил Крис в остолбенении. — Поехали дальше.
Но было далеко не все в порядке. Какой здесь, к черту, порядок? Он все еще недоумевал, каким ветром занесло его в этот квартал, когда его палец уже нажимал на кнопку над пластиковой табличкой с ее именем. Из крохотного окошечка переговорного устройства раздались шипение и треск. Он крикнул туда что-то маловразумительное, и входная дверь послушно открылась.
В лифте пахло пиццей, которую жильцы берут, очевидно, в соседнем ресторане на вынос, и дымом дорогой сигары. Кабина остановилась на четвертом этаже. Он вышел в узкий, плохо освещенный холл, стены которого совсем недавно покрыли свежей краской, отчего штукатурка, замазывающая трещины, еще больше бросалась в глаза.
Дверь в дальнем конце открылась. В дверном проеме, залитая сзади светом, идущим из ее квартиры стояла Аликс Лэйн. На ней были обрезанные джинсы, такие старые, что материя стала из синей почти белой, а также футболка с надписью, сообщающей, что ей ее велик по душе. В руках — тарелка с недоеденной пиццей.
Крис остановился прямо перед ней. — Надеюсь, это не ты куришь сигары?
— Что? — Она смотрела на него во все глаза, как люди в цирке смотрят на крохотную машину, из которой один за другим вылезают клоуны: первый, второй... десятый, одиннадцатый, двенадцатый... Она явно не верила своим глазам.
— Я имею в виду, — пояснил Крис, — ты одна или у тебя кто-то есть?
Сив Гуарда смотрел на отрубленную голову брата и думал, что, во имя самого Господа, могло здесь произойти? Он и Диана Минг стояли, нагнувшись, в беседке, увитой зеленью, стоящей за стеной живой изгороди вдоль задней стены церкви Святой Троицы в Нью-Ханаане. С ними — Харвей Блокер, детектив из местной полиции.
Блокер был кряжистый мужчина с воспаленными глазами. Грязно-светлые волосы с проседью, лихорадка в углу рта, которую он постоянно облизывал кончиком языка.