Et la reine estoit si bele que touz li rnonz s’en merveilloit, car a celui tens meismes qu’ele iert bien en l’aage de cinquante anz esj toit ele si bele dame que en tout le monde ne trouvast Ten mic sa pareille.
(§ 4, 1.18—23)
Герои романов бретонского цикла, как мы помним, не имели возраста: они были либо бесконечно стары, как Артур, либо совершенно юны. Теперь их далеко не юный возраст усиливает драматизм их переживаний: безумно влюбленный пятидесятилетний рыцарь — это совсем не то, что впервые познавший любовное томление юноша.
Но герои не просто постарели. Они заметно устали. Они все еще наносят мощные удары, поднимают тяжелые мечи, пришпоривают своих могучих лошадей. Но как бы чувствуется, что это дается им с трудом. Особенно показательны в этом смысле поединки Артура с Ланселотом и с Мордретом: рыцари наносят друг другу удары устало, через силу, как боксеры-профессионалы в двенадцатом раунде.
Это чувство усталости, предела физических возможностей нигде прямо не названо. Это передается жестом. Вообще, у автора книги, которого Ж. Фраппье не без основания назвал «роматтистом-психологом», передача душевного движения через жест является излюбленным, хорошо разработанным приемом. Вот, например, Артур, убедившийся в неверности жены, сталкивается с Ланселотом и — гневно отворачивается. Вот королева Геньевра тщетно ищет рыцаря, который согласился бы выступить на ее стороне в судебном поединке; она обводит взглядом Собравшихся в дворцовом зале и скорбно опускает голову.
Есть жесты для своего времени исключительные по психологической глубине и тонкости. Вот король Артур выслушал рыцаря Мадора, обвинившего королеву в отравлении его сородича, и понял, что обвинение справедливо; он ничего не говорит, он лишь смотрит в окно, как течет в речке вода:
Li rois... estoit as fenestres de la sale, et regardoit contreval la riviere, et estoit moult pensis et maz por la reine.
(§ 70, 1. 4—7)
Психология персонажей раскрывается в романе, однако, и иными средствами. Вся книга наполнена диалогами, точнее обменом короткими репликами, что несомненно усиливает драматическую напряженность повествования. Монологи в романе не несут такой психологической нагрузки, как подобные короткие стремительные диалоги, хотя в некоторых из них (например, в монологе Геньевры перед судебным поединком) внутренний мир персонажа раскрывается достаточно глубоко. Автора особенно занимают характеры Ланселота, Артура, Геньевры, Боора, Говена. Между прочим, в этом романе наибольшую трансформацию претерпевает характер последнего. Из традиционного весельчака, донжуана, бездумного искателя приключений постаревший Говен превращается в мстительного завистника и озлобленного забияку. Именно он, по сути дела, развязывает ту братоубийственную войну, которая приводит к гибели артуровское королевство.
Один из последних романов «артурианы», «Смерть Артура» не стала произведением эпигонским. Этим, конечно, а не только сюжетом, объясняется исключительная популярность книги на протяжении всего средневековья. Впервые напечатан роман был уже в 1488 г.
Если «Смерть Артура» сохранилась почти в 50 списках, что говорит о популярности произведения, то еще более популярен был прозаический «Роман о Тристане» (до нас дошло более 75 его рукописей), о котором мы уже кратко говорили в предыдущих главах.
Прозаический «Роман о Тристане» [154] сохраняет основные мотивы романов стихотворных, такие, как печальная история родителей героя, битва юноши с ирландцем Морхольтом, узнавание юного рыцаря по осколку меча, любовный напиток, «Божий суд» и многие другие. Но появляется огромное число новых эпизодов и новых персонажей, разрушающих лаконичную экспрессию первоначального сюжета. Отныне легенда прочно связывается с артуровским циклом, а протагонисты последнего — Ланселот, Говен, Персеваль — становятся ведущими персонажами прозаического романа. Об их авантюрах рассказывается подробно и заинтересованно. Приключения же нашего героя получают теперь иную мотивировку. Из любовника, всецело поглощенного своим чувством, Тристан превращается в обыкновенного странствующего рыцаря, бездумного искателя приключений. Циклизирующие тенденции сказались и в появлении подробной генеалогии героя, предки которого, якобы, восходят к самому Иосифу Аримафейскому. Изменился и мотив трагического рождения Тристана. Отец его Мелиадук (а не Ривален) теперь не погибает, он просто исчезает на некоторое время. Потом же он снова женится, и это дает возможность автору рассказать о преступном коварстве мачехи, задумавшей извести ненавистного пасынка.
Герой в прозаическом романе не оказывается таким убежденным однолюбцем, как это было в стихотворных версиях. Уже в одиннадцать лет ему случилось иметь любовную интрижку с одной молодой принцессой. Да и позже Тристан оказывается втянутым в разные любовные авантюры. Интересно отметить, что в прозаическом романе появляется новое объяснение увлечению героя ирландской принцессой. Первоначально он к ней довольно равнодушен. Но он проникается к Изольде глубокой страстью после того, как замечает, что ею увлечен сарацинский рыцарь Паламед. Этот персонаж, вечный неудачливый соперник Тристана, остается тем не менее верным другом героя. В прозаическом романе Паламеду отведено заметное место, и он обрисован с нескрываемой симпатией. Он исключительно благороден и учтив, великодушен и справедлив, в чем он намного превосходит своего более счастливого соперника. Паламед имеет б романе и свои собственные «авантюры»; это позволило позже выделить их в самостоятельный «Роман о Паламеде», сложившийся в XIV в.
Как уже говорилось в предшествующих главах, наиболее существенно изменился характер короля Марка. Показательно, что возвращение Изольды к мужу после жизни в лесу с любимым продиктовано в прозаическом романе не раскаянием, не увещеваниями отшельника Огрина, не чувством усталости. Вовсе нет. Просто Марк силой уводит молодую женщину, в то время, как ее возлюбленный охотится в отдаленном уголке леса. Отрицательные душевные качества Марка освобождали героя от каких-либо обязательств по отношению к нему. Но тем самым и снижался трагизм положения юноши: в его душе уже не было столкновения двух побуждений — привязанности к королю Марку и любви к Изольде.
Прозаический «Роман о Тристане» не был, конечно, совершенно лишен поэтичности. В нем можно найти лирические или остро драматические пассажи. Более того, и это отличает нашу книгу от многих куртуазных повествований в прозе, прозаический текст довольно часто прерывался стихотворными вставками, как будто автор стремился таким наивным способом сделать книгу более интимной и непосредственной. Удачный в отдельных деталях, прозаический роман о Тристане разваливается как единая постройка. Поэтому в нем интересны тенденции, заявки, а не их реализация. А мимо этих своеобразных «заявок» нельзя пройти, не обратив внимания на некоторые из них.
Нельзя, например, не сказать о появлении в прозаическом романе нового персонажа, который своим скепсисом и иронией активно демифологизировал куртуазные идеалы. Это рыцарь Динадан. Как писал Ж.-Ш. Пайен, «сведя фатальную любовь к более скромным размерам любви рыцарской, «Тристан в прозе» одновременно принялся критиковать эту унаследованную у Кретьена де Труа любовную идеологию, отведя столь значительное место насмешкам Динадана над глупостью рыцарей, навлекающих на себя всяческие несчастья тем, что они ввязываются во всевозможные авантюры, желая прославиться во имя своей прекрасной возлюбленной» [155]. Т. е. перед нами не только разрушение и демифологизация основных мотивов нашей легенды и замена их новыми мифологемами (на этот раз связанными с идеалами странствующего рыцарства), но и развенчание последних.
Мы не раз уже говорили в связи с рыцарским романом в прозе о циклизирующих тенденциях, в сферу действия которых такой роман попадал. Причем перед нами довольно сложные процессы циклизации, отличные от тех, с которыми мы сталкиваемся в эпосе. В эпосе обычно происходит объединение разрозненных рассказов (поэм, песен) о каком-либо популярном герое вокруг единого сюжетного стержня. Иногда рассказы о подвигах такого героя выстраиваются в логически последовательное повествование о его жизни от рождения до героической гибели (это так называемая биографическая циклизация). Популярный герой может быть снабжен далекими предками и наделен потомками («генеалогическая» циклизация). С генеалогической циклизацией мы сталкиваемся в случае прозаического «Романа о Тристане»: о сочинении герою предков мы уже говорили; на исходе средневековья появился роман «Печальный Иссайя», где протагонистом является сын Тристана. Вообще же применительно к рыцарскому роману в прозе во всем его многообразии и объеме речь должна идти о более сложной циклизации — вокруг единого центра, когда повествование ведется уже о нескольких героях, связанных родством, дружбой, побратимством и т. д.