— На твоем месте, я бы за них не волновался. Эти девицы отнюдь не невинные простушки.
— Ты думаешь?
— О да, — уверенно кивнул Филипп. — Они зададут жару нашему французу! — Он повернулся и обнял жену. — Итак, мы все же иногда кувыркаемся в постели, верно? — Он коснулся губами шеи Авы, слегка царапнув ее кожу щетиной на подбородке.
Ава нежно обняла и поцеловала Филиппа. И как только Тодди пришло в голову сравнить мужа со старыми тапками? Ава счастливо улыбнулась. Если ей когда-нибудь прискучит заниматься любовью с Филиппом, значит, ей надоела сама жизнь.
— Мама, — послышался тонкий голосок со стороны двери. Родители подскочили как ошпаренные и мгновенно отпрянули друг от друга. — Я не могу заснуть. — Это был Ангус в голубой пижамке с самолетиками. Он прижимал к груди пушистого игрушечного кролика. Филипп с покорным вздохом поцеловал жену и, поднявшись с постели, отправился спать в гардеробную. Кровать в спальне была слишком узкой, чтобы удобно улечься там втроем. Ава с сожалением проводила глазами мужа и похлопала по постели рядом с собой:
— Иди к маме.
Ангус забрался под одеяло, закрыл глаза и мгновенно уснул. Лежа на своей стороне кровати, Ава ласково погладила крошечную ручонку ребенка. Ее переполняла нежность. Глаза ее стали слипаться, и она уснула.
Глава 16
Храбрая малиновка на моем подоконнике. Утром солнечные блики играют на воде в птичьей купальне
Ноябрь принес с собой холодный ветер. Дни стали короче. По ночам ветер стонал, завывал на разные голоса, пугая детей и загоняя в постель к родителям. Воздух был сухим и морозным. На лазурном небе ни облачка. Багряные листья амбрового дерева пламенели в ярких лучах солнца. Жан-Поль с Авой возились в земле, сажая полевые цветы. Шли дни, близилось Рождество, садовники прорастали друг в друга, как два дерева, едва ли сознавая, как тесна их дружба. Вдвоем они почти все время смеялись, часто обходились без слов, один легко читал мысли и предугадывал поступки другого. Заранее убежденные, что у них нет ничего общего, они вдруг с удивлением обнаружили, сколь многое их объединяет. Сад, этот таинственный мир живой природы, околдовал обоих, связав невидимыми узами. И они с радостью поддались его чарам.
Когда дети возвращались из школы, Ава бросала работу или же старалась вовлечь ребят в свое занятие. Время, проведенное с детьми, она считала бесценным. Ава знала, что им нравится Жан-Поль. Он охотно играл с Арчи, Ангусом и Поппи, всякий раз выдумывая что-то новое и увлекательное, проявляя невероятную фантазию и изобретательность. Вместе они наблюдали за птицами, рисовали их в выданных матерью альбомах, а потом крупным детским почерком описывали привычки пернатых. Поппи собирала перья и закладывала их между страницами вместе с засушенными листьями. Она с удовольствием добавила бы в свою коллекцию и насекомых, но мама объяснила ей, что это живые существа, требующие к себе уважения. «Пусть жучки малы, но это вовсе не значит, что они не способны чувствовать так же, как мы. Если бы ты смогла посмотреть на нас с большой высоты, мы показались бы тебе крошечными, как букашки, но нам ведь бывает больно, правда?» Теперь Поппи повсюду таскала с собой коробку из-под обуви, в которую собирала червей и слизней, чтобы внимательно их разглядеть, прежде чем выпустить обратно на землю.
Жан-Поль помогал детям делать наброски. Учил наблюдать и изображать увиденное на бумаге. Ангус в свои шесть лет был по-настоящему одаренным ребенком. Он приносил эскизы домой и раскрашивал. Лучшие из них Ава вставила в рамки и повесила у себя в спальне.
Как-то в начале декабря они все вместе отправились на прогулку в лес. Коров выпускали пастись на поле по ту сторону тропинки, поросшей тимьяном. Детям нравилось с ними играть, протягивать ладошки, чтобы коровы лизали их шершавыми языками. Йен Фицгерберт объяснил ребятам, почему у коров негладкие языки, и рассказал про пять коровьих желудков, которые помогают переваривать траву. Дети считали своими друзьями всех животных, даже мохнатых пауков, хотя Ава втайне их терпеть не могла. Каждый раз, когда Арчи сажал одного из них в банку, Ава с трудом сдерживалась, чтобы не завизжать, но приходилось терпеть: ей не хотелось, чтобы дети стали бояться насекомых. Ава улыбалась, с гордостью хвалила сына и восхищалась пауками, их толстенькими брюшками и проворными лапками, елозившими по стеклу. Она показывала детям паутину, особенно красивую после дождя, всю в сверкающих водяных каплях, или зимой, покрытую искрящимся инеем. И всякий раз ей приходилось напоминать себе, что пауки уродливы не по своей вине. Разве можно любить сад, не полюбив всех его обитателей?
Собираясь на прогулку, они захватили с собой корзинки, чтобы наполнить их лесными «сокровищами». Поппи искала на земле птичьи перья. В основном ей попадались перья фазанов и серых куропаток, которых разводил Йен Фицгерберт, но встречались и голубиные, и перышки мелких лесных птичек. Мальчики предпочитали более солидные трофеи, такие как конские каштаны, но каштанов они успели набрать еще в октябре, отполировали и продели в них веревочки для игры. Теперь им нечем было поживиться в лесу, разве что грибами. Ава не особенно хорошо разбиралась в грибах и не всегда могла отличить съедобные от ядовитых, поэтому запретила сыновьям их трогать и предложила поискать что-нибудь другое — например, необычные листья или использованные гильзы от патронов.
Пока ребята увлеченно бродили по лесу, заглядывая под каждый куст, Жан-Поль с Авой медленно брели по тропинке, разрезавшей лес посередине. Им не было нужды разговаривать. Они поглядывали на детей, хвалили их, когда те прибегали показать свои находки, а в остальное время хранили молчание, как старые друзья, которым хорошо вместе. Вечером свет стал мягче и нежнее. Солнце клонилось к закату, касаясь верхушек деревьев и окрашивая их золотом. В тенистом лесу было довольно прохладно, но Ава шла без пальто, в одной футболке, лицо ее пылало. Изменчивые краски заката и грусть умирающего дня таили в себе какое-то странное очарование. У края леса Жан-Поль остановился.
— В трагедии заката есть особая хрупкая красота, — тихо произнес он.
— Неуловимая красота мимолетности, — ответила Ава, глядя вдаль, на простирающееся впереди поле. — Мы восхищаемся ею всего мгновение, она исчезает, как радуга.
— Мне кажется, человеку свойственно желать невозможного, того, что никогда не будет ему принадлежать.
Ава притворилась, будто не замечает серьезного тона Жан-Поля.
— Я люблю это время года, — весело проговорила она. — В воздухе морозная свежесть, листва с деревьев еще не облетела, но приобрела яркие тона. Середина зимы нагоняет на меня тоску. Ничто не растет, все умирает.
— Я восхищаюсь вами, — неожиданно признался Жан-Поль.
— Боже, за что? — рассмеялась Ава. — Не понимаю, чем во мне можно восхищаться.
— У вас любящая семья. Счастливые дети. Чудесный дом, наполненный теплом и уютом. И еще вы красивы, Ава, красивы особой внутренней красотой, которая сияет тем ярче, чем больше я вас узнаю.
— Очень мило с вашей стороны, Жан-Поль, говорить мне такие вещи. Никогда не думала, что во мне есть какая-то внутренняя красота.
— Да. У вас есть одна черта, которую я прежде не встречал в людях. Вы противоречивы. Вы кажетесь очень уверенной в себе, но я чувствую, что на самом деле вы совсем другая. Вы великолепная рассказчица, обаятельная и остроумная, и все же предпочитаете одиночество. Вы притворяетесь, будто любите пауков, но в действительности они вас пугают. Вы хорошая женщина. И это восхищает меня в вас больше всего.
— Спасибо, — живо откликнулась Ава. — Расскажу Филиппу. Он будет рад, что кто-то восхищается мной.
— Вряд ли он будет рад узнать, что другой мужчина влюблен в его жену.
Ава растерянно замолчала.
— Вам не обязательно отвечать. Я знаю: вы замужем и любите мужа.
— Тогда зачем говорить мне такие вещи? — раздраженно проворчала Ава. Это неожиданное признание грозило испортить их замечательную дружбу с Жан-Полем.