— Жан-Поль, вы меня не знаете, но…
— Я тебя знаю, — возразил Жан-Поль. — Я вижу в тебе черты матери.
— И свои тоже, — неловко усмехнулась Пич.
— Узнаю прямоту твоей мамы, — заметил Жан-Поль, не в силах оторвать от девушки глаз.
— Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о нашем родстве. — Пич повернулась к Миранде: — А вы, должно быть, Миранда?
— Да. Вы не представляете себе, как я рада вас видеть.
Женщины обнялись, будто старые подруги.
— Я пыталась дозвониться до вас в выходные, но никто не отвечал. Надеюсь, вы не против, что я явилась без предупреждения. — Пич с любопытством огляделась. — Здесь ничто не изменилось. Какой чудесный вид.
— Пойдемте в дом, — предложил Жан-Поль. — Дождь усиливается.
— Думаю, мне лучше вернуться к детям, — пробормотала Миранда.
— Приходите, мы будем вам рады, — улыбнулся Жан-Поль.
Миранда с облегчением заметила, что он снова стал прежним красавцем с неподражаемым блеском в глазах.
— С удовольствием, я сгораю от любопытства. Но сейчас будет правильнее оставить вас одних. Вам нужно о многом поговорить. Может быть, позже я покажу вам сад. Он великолепен, и это заслуга Жан-Поля.
— О, пожалуйста, я с радостью взглянула бы на сад. Мама была бы счастлива, увидев его возрожденным. Этот сад — труд всей ее жизни. Я хочу поблагодарить вас, Миранда.
— Боже, за что?
— За то, что вы сделали это возможным.
Миранда растроганно вздохнула.
— Да?
— Конечно. Я никогда не думала, что увижу Мистера Француза. Я нашла его благодаря вам. — Она с улыбкой посмотрела на Жан-Поля. Тот не нашелся что ответить и молчал. Пич была точной копией матери. Такая же прямая и открытая, она держалась с незнакомцем легко и свободно, будто знала его всю жизнь. — Не волнуйтесь, — добавила она, почувствовав смятение Жан-Поля. — Мне понадобился год, чтобы привыкнуть.
Миранда шагала по тропинке к дому. Сад вокруг нее светился волшебством, и ее переполняло радостное чувство. Она ощущала себя частью этого чудесного мира. Дома ее ждали дети, и Миранда с восторгом предвкушала веселые игры в саду. Может быть, они поедут к развалинам замка и устроят пикник. А может, пригласят на чай друзей Гаса и Сторм. Подходя к дому, она заметила на подъездной дорожке такси. Дети, скатившись с крыльца, бросились к машине. Дверца такси открылась, и показался Дэвид с чемоданом в руках. Он похудел, но выглядел прекрасно. Вместо привычного костюма на нем были джинсы и зеленая рубашка. Миранда улыбнулась мужу, но ей пришлось ждать своей очереди, чтобы обнять его: дети успели на нем повиснуть. Она счастливо вздохнула: здесь, в волшебном саду, они наконец-то стали семьей.
В домике у реки Жан-Поль включил на кухне чайник и сел с дочерью за стол, как когда-то, двадцать шесть лет назад, сидел вдвоем с Авой. Но если тот далекий день был отравлен горечью прощания, этот обещал начало новой жизни. Жизни вместе.
— Я так много должна вам рассказать, — начала Пич, взволнованно сверкая зелеными глазами. — Даже не знаю, с чего начать.
— Расскажи мне о маме. Как она умерла?
— Давайте заглянем чуть дальше в прошлое, так мне будет легче. С милым папочкой, с Филиппом, четыре года назад случился удар, но какое-то время мы продолжали жить здесь, хотя восстановление шло очень медленно. Мама ухаживала за папой сама, отказалась нанять сиделку. Вы же знаете, какая она. Проводила с ним все дни, дежурила у его постели ночами, но ему становилось все хуже. Особенно тяжело приходилось из-за лестниц. Все говорили ей, что надо переехать. Конечно, она разрывалась между нуждами Филиппа и тем, что было ей дорого. Мама любила сад и этот дом, а теперь я знаю, что ей больно было расставаться с Хартингтоном из-за вас. Должно быть, она надеялась, что когда-нибудь вы приедете за ней. Все дети выросли. Поппи живет в Лондоне, она замужем, у нее свои дети, Арчи женился на чилийке и переехал в Вальпараисо. Ангус у нас немного богемный. Он пока не обзавелся семьей. Стал известным историком, вы не поверите.
— А ты?
— Я не покидала родительского гнезда. Занимаюсь садоводством, — с гордостью призналась Пич.
— Это меня не удивляет, — задумчиво прошептал Жан-Поль, качая головой. Пич казалась ему истинным чудом. Он с нежностью задержал взгляд на ее коротких обломанных ногтях и загрубелых, как кора, ладонях. Наверняка ее волосы пахнут влажной травой и сеном, подумалось ему. — Рассказывай дальше, — попросил он, сгорая от нетерпения.
— Ну, мама все тянула с отъездом, хотя нам давно пора было покинуть этот дом. Наконец случилось так, что выбора у нее не осталось. Врачи нашли у мамы опухоль желудка. Злокачественную. Мы переехали в Корнуолл, потому что мама любила море. Она выставила дом на продажу, но назначила такую высокую цену, что никто не отважился его купить. Ей было безумно больно оставлять Хартингтон. Должно быть, мама надеялась, что дом никто не купит и она сможет когда-нибудь вернуться сюда. Здоровье папы понемногу восстанавливалось, а маме становилось все хуже. Это случилось очень быстро. Болезнь почти не оставила ей времени. Теперь, когда я прочитала дневник, мне кажется, причиной рака стала печаль, подтачивавшая ее силы со дня разлуки с вами. Глубокое горе, которое мама держала в себе. Все эти годы она скрывала свою тайну даже от меня, хотя я была ей ближе остальных детей как младшая… — Пич нерешительно замолчала и робко добавила: — И как ваш ребенок.
Дождь громко забарабанил по стеклам, отец и дочь посмотрели друг на друга. Едва знакомые, они вдруг ощутили необычайное чувство внутреннего единства: их связывали кровные узы и любовь к Аве.
— Когда она умерла? — спросил Жан-Поль.
— Прошлой весной. Пятого мая.
— Я так надеялся снова увидеть ее.
— Мы похоронили ее возле маленькой церкви у самого моря. Ее следовало бы похоронить здесь, в Хартингтоне, но мама сказала, что не хочет. Думаю, она боялась причинить боль папе. Это было бы бестактно по отношению к нему.
— Ава всегда думала прежде всего о семье.
— Да. Но она оставила мне альбом. Мама не упомянула о нем в завещании, только в письме ко мне. Она спрятала дневник в доме, под половицей.
— Значит, это ты оставила альбом здесь?
— Да. Прочитав его, я поняла, почему мама никогда не рассказывала мне о вас. Ни к чему хорошему это не привело бы. Я люблю Филиппа как родного отца, и он всегда будет для меня отцом. Подумать только, как мне повезло, ведь у меня сразу два отца.
— Значит, мама так тебе и не сказала?
— Нет. Возможно, она терзалась виной, оттого что скрыла свой секрет от нас обоих. Наверное, мама не могла заговорить об этом ни с кем, даже со мной. Но перед смертью люди всегда стремятся закончить земные дела, а я вправе знать, кто меня зачал. Я решила оставить дневник здесь, на случай если вы вернетесь. Хотела, чтобы вы узнали, что мама всегда, до своего последнего дня, любила вас. Я не знала, где вас найти, и не хотела спрашивать у папы. Сначала я даже не была уверена, хочу ли я разыскать вас. Нелегко узнать, что человек, которого ты привык считать своим отцом, на самом деле тебе не отец.
— А Филипп знает?
— Слава Богу, нет. И никогда не узнает. Я совершила бы ошибку, рассказав ему. К тому же мама посвятила Филиппу всю жизнь. Может, она ушла бы, если бы папа не заболел. Кто знает? Но папа нуждался в ней.
— А почему ты приехала сегодня?
— Я поняла, что настало время. Мама хотела бы этого. Вы оба так мечтали о ребенке, мой настоящий отец должен был увидеть меня. — Пич улыбнулась, и Жан-Поль узнал отражение собственного лица в ее чертах. Его глаза затуманились, к горлу подступил ком. Девушка смущенно покраснела. — Еще меня поразил альбом, удивительная история маминой тайной любви. Мама осталась верна своему чувству. Она любила вас, надеялась, что когда-нибудь вы снова будете вместе. Когда позвонила Миранда, я почувствовала, что это мой шанс.
— Почему она не сказала мне, что умирает?
— Я тоже спрашивала себя об этом. Могу только предполагать, хорошо зная маму, что она не хотела показываться вам такой. Беспомощной, угасающей. Болезнь страшно ее состарила. Мама потеряла почти все волосы. Думаю, она хотела, чтобы вы запомнили ее такой, как прежде.