Во-вторых, энтузиазм, с которым дворянство осваивало иностранные культурные практики и использовало западные товары, заставляет нас задуматься о том, в какой степени вестернизация XVIII века, по крайней мере в сфере культуры, была продиктована обществу императорской властью. Есть основания предполагать, что в петровскую эпоху вестернизация во всех сферах в основном насаждалась свыше и была обусловлена волей государя, а не духом предпринимательства и любознательностью членов общества. Здесь можно вспомнить упомянутый Е. В. Анисимовым принцип Петра Великого: «Прогресс достигается насилием»[247]. Однако в период после смерти Петра дворянство стало более независимым в интеллектуальном и культурном отношении. По замечанию И. И. Федюкина, вследствие изменения представлений о человеческой природе дворяне в глазах государства (как и в своих собственных) превратились в сословие, представители которого благодаря «наличию у них амбиций и честолюбия могли претендовать на право самостоятельно распоряжаться своими собственными жизнями и участвовать в принятии решений касательно общего блага». Честолюбие и «анкуражирование» гораздо сильнее, чем принуждение, способствовали тому, что дворяне из слуг превратились в автономных субъектов[248]. Таким образом отдельные люди, как и государство в целом, начали проявлять инициативу в важных вопросах[249]. Деятельность дворянства, безусловно, не противоречила ориентированной на Запад политике власти или «государственному проекту европеизации», если воспользоваться выражением А. Шёнле и А. Л. Зорина[250]. Однако со временем дворянам на пути к изменениям уже больше не требовалось (или почти не требовалось) поощрение власти, особенно в таких сферах, как образование детей, развитие определенных форм социальных отношений и речевого поведения. Свидетельства, к которым мы обратимся, демонстрируют, насколько восприимчивым русское высшее дворянство было по отношению к западным идеям и культуре и насколько сильно вследствие этого обогатилась культурная жизнь общества, что невозможно объяснить только лишь стремлением дворянства исполнить волю властей. В частности, серьезные и настойчивые попытки овладеть иностранными языками, находившие выражение в том воспитании, которое дворяне по возможности давали своим детям, приводят нас к мысли о том, что формирование по-европейски образованной, но патриотически настроенной элиты не было просто учреждено повелением сверху, а согласовалось с желаниями и стремлениями дворянства. Более того, считается, что государство само поощряло «личную инициативу, при этом навязывая дворянству политические обязанности – участие в управлении страной»[251], о чем мы подробнее поговорим в следующем разделе.
Золотой век дворянства
Петр Великий требовал, чтобы начиная с пятнадцати лет дворяне несли пожизненную службу, а из учрежденной им Табели о рангах следовало, что построение карьеры дворянина зависело в большей степени от его заслуг перед государством, нежели от происхождения[252]. Однако последующие правители начали смягчать чрезмерные требования, которые Петр предъявлял к дворянству. В манифесте 1736 года «О порядке приема в службу шляхетских детей и увольнения от оной» Анна Иоанновна ограничила срок службы двадцатью пятью годами и повысила возраст призыва дворян на службу до двадцати лет; кроме того, она предоставила им право оставлять одного или нескольких сыновей дома, чтобы они управляли имением[253]. Затем, в годы правления Елизаветы Петровны, был разработан проект закона, определявшего дворянские привилегии, в том числе экономические – исключительное право на владение металлургическими и винными заводами, на получение займов и ссуд[254]. Наиболее масштабным документом в этом отношении был манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», изданный Петром III в 1762 году, спустя меньше чем два месяца после его восшествия на престол и примерно за четыре до того, как он был свергнут Екатериной II и лишен жизни. Во вступительной части манифеста отмечается, что суровые меры, которые Петр Великий применял к своим подданным, хотя и принесли России много пользы, познакомив дворян с благами просвещения и приучив их к прилежной службе, теперь могут быть ослаблены. Документ освобождал дворян от обязательной военной и гражданской службы и давал им право свободно выезжать за границу (хотя для путешествий им все еще необходимо было получать разрешение, поскольку для выезда требовался паспорт[255]). Дворяне, имевшие звание офицера, могли уйти в отставку, однако во время войны или за три месяца до начала военной кампании обязаны были оставаться на службе (Статья 1). Дворяне, не дослужившиеся до офицерского звания, могли получить отставку, прослужив двенадцать лет (Статья 8). В пункте манифеста, иллюстрировавшем представление о дворянстве как о европейском сословии, дворянам разрешалось служить другим европейским правителям и сохранять звание, полученное ими за границей, по возвращении в Россию (Статья 5). Дворянин был обязан по требованию властей вернуться в Россию под угрозой конфискации его имения (Статья 4), но кроме этого на дворян налагалось всего одно обязательство – дать своим детям образование, отправив их в учебные заведения России или других европейских стран или наняв им хороших учителей (Статья 7)[256].
247
Так звучит подзаголовок английского издания книги Е. В. Анисимова:
248
249
См., напр.:
250
А. Шёнле и А. Л. Зорин так определяют роль дворянства в этом процессе: «демонстрация величия Российской империи на международной арене в военной или дипломатической сфере, участие в управлении империи, распространение в обществе европейского этикета и изысканных манер, содействие распространению знаний и образования, основание новых институтов, испытание новых технологий и тому подобное» (
251
Здесь и далее – цитаты по Ibid. P. 7. Шёнле и Зорин, по их словам, стремятся таким образом «возвратить элите некоторую степень свободы воли, несмотря на внешнее раболепство перед монархом» (Ibid. P. 15). Также они подчеркивают «первостепенное значение воспитания», которое должно было привить дворянству «внутреннюю потребность служить монарху» (Ibid. P. 6–7). Мы полностью разделяем эту точку зрения, и именно поэтому мы поместили главу об обучении французскому языку почти в самом начале своей книги. Образование было важнейшим инструментом происходившей в России модернизации, которая, по замечанию Шёнле и Зорина, воспринималась «как важный шаг к просвещению, понимаемому в основном с точки зрения универсализма» (Ibid. P. 2). Стоит добавить, что та часть российской аристократии, самооценка которой определялась высоким уровнем культуры (а не, скажем, родовитостью, богатством или заслугами), не могла не испытывать уважения к образованию, в особенности к такому образованию, важнейшей частью которого было обучение иностранным языкам, открывавшим доступ к культурным моделям, которые вызывали у представителей этой группы особое восхищение.
252
Обязанности и права русского дворянства хорошо описаны в работе Исабель де Мадариаги, входящей в двухтомный сборник под редакцией Хэмиша М. Скотта (Scott 1995), где дается сравнительное описание истории этого класса в Европе. Не менее важные работы по этой теме принадлежат Марку Исаевичу Раеву (Raeff 1966) и Роберту Джонсу (Jones 1973). В книге
253
«О порядке приема в службу шляхетских детей и увольнения от оной» (31 декабря 1736 года): ПСЗ, № 7142.
256
«О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (18 февраля 1762): ПСЗ, № 11444. Об этом документе см. также: